Мадам Мидас - [31]

Справа от города, на возвышенности, виднелись голубые воды озера Вендури, сверкающие в солнечном свете, как зеркало.

Город со всех сторон окружали темные леса – они уходили вдаль и обрывались четкой линией на фоне ясного неба. Деревья там имели красноватый оттенок. Слева от Балларата поднималась гора Варренейп, похожая на волнистый холм, а еще дальше – похожая на нее гора Баннийонг.

Но вся эта изумительная панорама была настолько хорошо знакома Китти и ее возлюбленному, что они не обращали на нее особого внимания. Девушка села под большой скалой, а Ванделуп лениво растянулся у ее ног.

– Крошка, – сказал Гастон (такое ласкательное имя он ей дал), – и долго будет продолжаться такая жизнь?

Китти посмотрела на него со смутным ужасом в душе. Девушка знала лишь свою нынешнюю простую жизнь и не могла вообразить, что она когда-нибудь подойдет к концу.

– Я начинаю от всего этого уставать, – сообщил Ванделуп, лежа на траве, закинув руки за голову и лениво глядя в голубое небо. – К несчастью, человеческая жизнь так коротка, что мы не можем позволить себе тратить впустую ни единого ее момента. Не таков я, чтобы вести праздное существование… Так что, пожалуй, отправлюсь-ка я в Мельбурн!

– И оставишь меня? – испуганно воскликнула Китти, даже не представлявшая, что когда-нибудь может случиться нечто подобное.

– Это зависит от тебя, Крошка, – ответил ее возлюбленный. Быстро перевернувшись и положив подбородок на руки, он поглядел на нее в упор. – Ты поедешь со мной?

– Как твоя жена? – пробормотала Китти, чей невинный разум не представлял никаких иных отношений.

Ванделуп отвернулся, чтобы скрыть насмешливую ухмылку. Его жена, как же! Как будто он собирался обременять себя женитьбой прежде, чем сколотит состояние… И даже тогда еще останется под вопросом, променяет ли он свободу холостяцкой жизни на супружеские узы.

– Конечно, – сказал он успокаивающим тоном, все еще отвернувшись, – мы поженимся в Мельбурне сразу же, как только туда приедем.

– Почему бы нас не обвенчать папе, – удрученно сказала Китти и обиженно надула губы.

– Мое дорогое дитя, – ответил француз, привстав на колени и придвигаясь к ней, – во-первых, твой отец не согласится на такого зятя, как я, ведь я беден и никому не известен. Вовсе не такого человека он выбрал бы тебе в мужья. А во-вторых, поскольку я католик… – тут мистер Ванделуп принял истинно набожный вид, – меня должен обвенчать один из наших священников.

– Тогда почему бы не пожениться в Балларате? – вновь возразила девушка, которую не убедили эти доводы.

– Потому что твой отец никогда бы не дал на то своего согласия, – прошептал Гастон, обняв ее за талию. – Мы должны тайно бежать, а когда мы поженимся, можно будет попросить у него прощения и, – с сардонической улыбкой добавил он, – его благословения.

При этих словах по телу Китти пробежала восхитительно-волнующая дрожь. Настоящее тайное бегство с красивым любовником – прямо как случалось с героинями книг! Так чарующе романтично! И однако… Во всем этом было нечто неправильное.

Китти напоминала скромную купальщицу, которая жаждет броситься в воду, но не решается из-за смутного страха. У нее перехватило дыхание, она повернулась к Ванделупу и встретилась со взглядом его сверкающих глаз: француз неотрывно глядел на ее лицо.

– Не смотри так, – сказала Китти с ноткой невинного страха, отталкивая его, – ты меня пугаешь.

– Пугаю тебя, Крошка? – отозвался он нежно. – Божество моего сердца, как ты можешь произносить столь жестокие слова? Ты должна уехать со мною, потому что я не в силах покинуть тебя – и не покину!

– Когда ты уезжаешь? – спросила девушка; теперь она неистово дрожала.

Ванделуп был в замешательстве, не зная, что ответить, поскольку еще не выработал четкого плана действий. Он пока не накопил столько денег, чтобы это оправдало его отъезд с Пактола. Но всегда могло что-то подвернуться, и фортуна любит откалывать дикие шуточки. И все же он пока так и не наметил никаких верных способов разбогатеть… Эти мысли быстро промелькнули у Гастона в голове, и он решил потянуть время.

– Я не могу тебе сказать, Крошка, – ответил он ласково, гладя ее кудрявые волосы. – Я хочу, чтобы ты обдумала мои слова, и, когда я отправлюсь в путь, была готова отправиться вместе со мной.

Китти собиралась ответить, но он ее опередил:

– Нет, не надо отвечать сейчас, дай себе время подумать, малышка! – И с улыбкой на губах Ванделуп наклонился и нежно ее поцеловал.

Некоторое время они сидели молча; каждый глубоко погрузился в свои мысли. Потом Гастон внезапно вскинул глаза.

– Мадам Мидас останется у вас на ужин, Крошка? – спросил он.

Девушка кивнула.

– Она всегда остается. И ты тоже отужинаешь с нами.

Француз покачал головой.

– Я пойду в Балларат в отель «Акация», чтобы повидаться со своим другом Пьером, – озабоченно сказал он. – Там и перекушу. А потом появлюсь у вас снова часов в восемь вечера и как раз застану Мадам перед отъездом.

– Разве ты не вернешься с нею на Пактол? – удивленно спросила Китти.

Они встали.

– Нет, – ответил Ванделуп, отряхивая колени, – я проведу всю ночь в Балларате, с любезного разрешения Мадам Мидас, и посмотрю театральное представление. До свиданья, до вечера, Крошка, – он поцеловал Китти. – Я вернусь к восьми часам, а пока ты можешь извиниться за меня перед Мадам.