М7 - [18]

― Григорьева, ты?

Кати обернулась к мужчине, садящемуся в черный блестящий автомобиль возле входа на мойку ― и зачем его мыть? Кати редко разделяла мужской педантизм.

― Вообще-то я уже пару лет как просто Григ, но когда-то была Григорьева. Коль, ты? Обалдеть! Глазам не верю! Ты как?

Коля, теперь, правда, уже Николай, а для близких Николя, учился в одной школе с Кати на два класса старше, в той самой английской спецшколе в 5-м Котельническом переулке на Таганке. Учился он класса до десятого, потом родители забрали его в частную школу «Сотрудничество» двумя километрами ближе к промзоне за внешней стороной Садового кольца. Почти десять лет назад их захлестнул подростковый роман. Кати была его первой любовью ― он ее первым парнем. Вещи, как оказалось, разные.

― Ты что тут делаешь? ― полюбопытствовала Кати.

― Да я по работе приехал, у меня тут отец думает купить завод по производству полиэтиленовых пакетов ― даже не спрашивай... Та еще муть... А ты что забыла в этих краях?

― А я к бабушке сбежала. Устала от Москвы.

Николай несколько минут молча изучал Кати ― ту, что когда-то бродила в кедах по жизни, не пыжилась и не выдавливала из себя искусственную женственность. И только сейчас Николай начинал понимать, что женщина живет во взгляде, а не во внешних атрибутах. Кати была из тех, кто пах телом, а не синтетикой даже на большом расстоянии, избегала тяжелых духов, загара и лжи.

― Поехали позавтракаем где-нибудь! ― Николя мигом вспомнил их прогулки по Котельнической набережной, бордовые закаты, редкие зеленовато-лимонные рассветы, когда Кати сбегала из дома, убедившись, что мама и бабушка крепко спят. А если было совсем туманно и холодно, они покупали бутылку «Арбатского» и два пластиковых стаканчика, проникали в один из подъездов высотного дома ― в те годы коды от домофона можно было вычислить по стертым кнопкам ― забирались на верхний этаж, садились на широкие подоконники, смотрели на вечно праздный и хаотично движущийся город и слушали в кассетном плеере Guns N`Roses «Knocking On Heaven`s Door», разделяя наушники поровну. Тогда казалось, что рай был как никогда близок ― нужно было просто выбрать одну из дверей и постучать.

Однако они прошли мимо во взрослую жизнь.

― Поехали. Можно взять еду с собой и сесть на Стрелке, где Волга сливается с Окой ― оттуда вид открывается на город. Ты же знаешь, я урбанистка, ― предложила Кати.

― Забавное слово.

― Ага.

«Нельзя же так быстро из одной любви в другую, но, говорят, клин клином вышибают. И В. надо вышибать», ― думала Кати. И вышибала. Встречами с Николаем, разговорами, спустя пару недель цветами, ужинами ― глупостью, бутафорией, всем тем, что она раньше считала лживым зазыванием в постель, ― и теперь это отвлекало ее от мыслей, делало необходимой и желанной. Не важно ради чего ― секса, любви, отношений, дружбы, ― какая разница, если потом в одночасье все это сплетется воедино или просто исчезнет. Зачем искать название тому, что происходит, ― оно уже происходит. «Живи. Не соотноси это с привычными нормами, не классифицируй», ― уговаривала себя Кати.

Здесь, в Нижнем, Кати поняла, что все города устроены по единому принципу: где-то в камни, ограды и заводы заколочены огромные бюджеты, где-то архитектурных изысков больше обычного ― в любом городе есть проспект Ленина и памятник ему на центральной площади. Везде есть мэры, нелегальных дел мастера, кормящие эти города, везде есть бедные, уставшие и славные, пьяные, весельчаки и трезвенники ― везде есть люди.

Кати с легкостью могла бы найти счастье в маленьком городке, если бы кто-то, искренне заботящийся о ней, предложил ей спокойную жизнь вдали от трасс и столицы ― она бы, не думая, согласилась жить даже на отшибе или в крохотном доме довоенной постройки, без лифта ― какая разница где. В Москве лишь чаще стирать шторы и смахивать слезы. А люди, любовь ― все такое одинаковое...

* * *

Николай был молодым. Не принцем, но молодым. Молодость, отсутствие багажа трагедий, возможность все начать с чистого листа завораживали Кати. Сложно поверить, но у них за три недели в Нижнем, проведенные бок о бок, не случилось ни поцелуев, ни секса ― просто разговоры, встречи, имена, воспоминания, надежды. Кати даже привела его на ужин к бабушке, и та еще долго говорила много лестных слов о воспитании и манерах Николая и уговаривала Кати не разбрасываться ухажерами и поскорее выходить замуж. В свои годы прекрасно понимающая, что у ее внучки будет далеко не один брак. С таким характером, как у Кати, с первого раза точно не сложится, но надо начинать и надо пробовать. Однако в ее бабушке тлела надежда, что чем раньше Кати выйдет замуж, чем меньше успеет попробовать и изведать, чем меньше сравнений допустит, тем больше вероятность, что случится «раз и навсегда», пусть даже не с первой попытки.

«Раз и навсегда» чаще получается, когда не допускаешь сравнений и сослагательного наклонения, не знаешь, как могло бы быть иначе. С другим. Или как кошка, гулять по крышам сама по себе.

Женщинам нельзя привыкать к одиночеству. Одиночество ― это диагноз. И лечит его лишь чудо или любовь. Ведь любовь и есть чудо, и если вам довелось любить ― это навсегда, настоящая любовь не проходит со временем, не остывает и не угасает ― она проникает в каждую клетку тела, минуту жизни и существует внутри нас. Все остальное ― любовь придуманная, безопасная, с аварийными выходами, посадками и штампами в паспорте. Женщины предпочитают выходить замуж за тех, кого любят здоровой и отстраненной любовью, без слияния и поглощения, а тех, кого любили страстно и самозабвенно, пытаются забыть в никчемной безопасной любви.