М7 - [20]

Кати искренне и тщетно хотела и старалась любить Николая. Но, как бы ни было прискорбно это осознавать, она его не любила...

Маршрут: взлеты и падения 2008 год

Николай довольно быстро запретил Кати работать, несмотря на все ее порывы и поползновения. Зная историю с В., кусками, отрывками и скомканными образами, он не мог позволить ей вернуться в «Сатурн». А кроме как управлять провинциальным спортивным учреждением, Кати ничего не умела, институт она бросила давно, не завершив и трех курсов на заочном, так что все, на что могла рассчитывать новоиспеченная жена Николая, ― девушка на ресепшене или хостес.

Разрешить Кати стоять за стойкой у входа и кому-то прислуживать Николай не считал возможным. Из чувства больного самолюбия. Его родители, друзья ― никто бы не понял, он зависел от мнения окружающих и часто искал стороннего уважения, а еще лучше ― зависти. И он настоял, чтобы Кати пошла учиться. Девушка, цепляясь за воспоминания о В. и пытаясь повторить его тернистый и извилистый путь, чтобы хоть душой, хоть образом жизни пусть не сравняться, но приблизиться к нему хотя бы в мыслях, поступила в Академию народного хозяйства на специальность «Национальная экономика». А также из никчемного патриотизма, от безделья и чтобы хоть куда-то выходить из дома, иметь цель или причины просыпаться. К слову, о доме...

Спустя год после свадьбы Николай сильно разругался с отцом на почве совместного ведения дел и остался практически без денег. У Николая очередной бюджет на развитие компании утекал сквозь пальцы ― непонятно зачем, он снял трехсотметровый офис на Гончарной улице, еще не набрав всех сотрудников, и несколько месяцев помещение пустовало, арендная плата шла, все ссорились, спорили, обвиняли Николая в неразумности и безответственности.

Кати внутри была согласна с ругающими Николая, но в его дела не лезла.

Лень было.

Им пришлось выехать из квартиры его родителей в высотке на Котельнической и перебраться в съемную однушку на Рабочей улице недалеко от железнодорожной платформы «Серп и молот».

И тут Николай спохватился, денег не было, а за квартиру, пусть скромную ― на двенадцатом этаже прямо под крышей, приходилось выкидывать тридцать тысяч рублей, ровно те деньги, которые он выделял Кати на бензин, встречи с подругами, телефон и иногда сапоги.

Начались ссоры.

Николай мог забыть оставить Кати с утра деньги. Спешил, опаздывал, в общем, не до того было. Увидев, что из еды лишь гречка и банка йогурта (колбасу и остатки вчерашнего ужина Николай привычно уминал на завтрак, пока Кати спала, как-то не задумываясь, что будет есть она), она звонила ему, иногда кричала ― Николай отвечал, что, если ей так нужны деньги и она так хочет есть, пусть приезжает к нему в офис сама. На метро. Бак-то пустой, и, чтобы заправить машину, снова нужны были все те же хрустящие бумажки с водяными знаками.

Кати наскребала мелочь на проезд, ехала наземным или подземным транспортом, забирала деньги, возвращалась, заправляла машину и ненавидела всем сердцем избалованного, не привыкшего ни о ком заботиться Николая. Его же, правда, потом, ближе к ночи, по наитию прощала. А с утра все повторялось. Она списывала его оплошности на возраст, отсутствие опыта и иногда даже на погоду.

Так отношения забрели в тупик.

* * *

Кати и Николай практически не виделись. Да и не особо стремились. Николай появлялся в их мрачной квартиренке ближе к полуночи и падал спать, часто даже отказываясь ужинать, а Кати старалась, готовила, ждала. Каждый божий день она надеялась, что он просто появится дома вовремя, как обещал. Она звонила ему ровно в восемь, Николай говорил, что уже выезжает, в девять писал сообщение, что стоит в пробке, в десять переставал отвечать на ее звонки. И, рисуясь в полночь на пороге, искренне удивлялся, почему Кати не встречает его с улыбкой, а в руках театрально держит сковородку. Уже вымытую и пустую. А она не понимала, в чем проблема честно сказать, что много дел и он вернется поздно. Или не дел. Просто соврать про отчеты или переговоры и не давать липовых обещаний.

Кати старалась поменьше пересекаться с ним, уходила на кухню, когда Николай ложился спать, и в комнату, когда он направлялся к холодильнику. Она стирала ему носки, белые от черных отдельно, с вечера выглаживала рубашки и успокаивала себя мыслью, что когда-нибудь Николай это оценит ― ее молчаливую заботу. Сколько женщин проживают свою молодость в ожидании благодарности. Сколько мужей ежедневно ждут одной-единственной улыбки на пороге дома, в который они, порой того не желая, возвращаются.

― Привет!

― Привет! Есть будешь? ― в один из дней прошептала Кати, стоя с улыбкой на пороге (все же пересилила себя).

― Нет, я в городе поел.

― Скажи, а тебя вообще не интересует, как я живу? Что я чувствую? Счастлива ли я? Ты месяц не спрашивал, как мои дела.

― Думаю, если бы что-то случилось ― ты бы уже сообщила, нет? ― Николай устало почапал в ванную смыть с себя тяжелый день.

― Тебе не кажется, что мы с тобой живем, как незнакомые люди? Соседи, снимающие одну квартиру на двоих и покупающие продукты вскладчину.

― Ты же сама все знаешь. В стране кризис. Меня сократили. Я начал свое дело, как ты сама меня уговаривала. Пойми, мне правда сейчас очень сложно. И нет у меня сил копаться в твоих душевных терзаниях.