Лжедмитрий Второй, настоящий - [14]
Князья Черкасский, Трубецкой, Ноготков, Голицын, Шереметьев и другие. И все с дружинами и со свитами.
Татар ждали, но не очень. Также не очень-то и опасались. Дело больше походило на учебные сборы. Военная тревога, военные учения, проверка, проба, испытание. То есть пустые военные хлопоты.
Когда страшная опасность не связывала князей и бояр, полководцев и воевод в одно единое войско (в один живой организм), в российской жизни (всех слоев и всех мест) всегда начиналась склока и распри. Главной причиной склоки было местничество: кому и где какое место занимать. В любой иерархии: политической и административной, военной и гражданской, московской и окраинной.
Чего только не делали князья, чтобы не оказаться под властью менее родовитых сподвижников. Они заболевали, не являлись на службу, рискуя головой и имением, затевали долгую нудную тяжбу с конкурентом, шли в тюрьму, умирали.
Начал князь Тимофей Романович Трубецкой – воевода сторожевого полка. Он стал бить челом на князя Василия Ивановича Шуйского, воеводу правой руки. Мол, не дело это Трубецким ниже Шуйских бывать. Во все века такого еще не случалось.
Князь Иван Голицын, воевода левой руки, начал бить челом на князя Тимофея Трубецкого. Как так, он, Голицын, ниже Трубецкого оказался?! Такого раньше не бывало и впредь такому быть не надо.
И началось!
Князь Черкасский бил челом на князя Ноготкова. Буйносов – на Голицына. Шереметьев – на Ноготкова и Буйносова. Кашин – на Буйносова и Шереметьева.
Такая неразбериха вылилась: думать страшно! Не дай Бог, татары нагрянут! Бери тогда русских голыми руками: никто ни под кем служить не хочет, никто ничьих команд выполнять не собирается.
На одного Мстиславского только челом не били. Его старшинство признавалось всеми. И на Годунова никто не писал, хотя он знатнейшим не признавался. Понимали строптивые бояре, чем такое битье кончится.
Кое-как вернулись из похода без поражений. Хорошо, что сами не передрались.
В Москве Иван Голицын подал царю Федору прошение.
Милостивый царь государь.
Не пристало мне в дальнейшем ходить под Тимофеем Трубецким. Если я, холоп твой, не урешу этого дела и окажусь ниже Трубецкого, я всему роду Голицыных бесчестье заведу.
Боярам легко было понять Голицына. Один раз тебя запишут в разрядную книгу ниже Трубецких, так во все времена, во всех походах Голицыны ниже Трубецких ходить и будут.
Государь поручил это дело Годунову. Годунов упросил Федора Ивановича Мстиславского. Мстиславский, в свою очередь, позвал «великого дьяка» Андрея Яковлевича Щелкалова – начальника Посольского приказа. Обычно для таких конфликтов этого хватало – дьяк из чиновников и боярин из знати.
Таким образом, не прошло и двух месяцев, как дело закрутилось.
Разместились в Посольском приказе, в Красной палате, под рукой у Щелкалова, и надолго занялись этим кляузным делом.
Важный и сановитый Мстиславский прочитал длинное, хорошо мотивированное прошение Голицына. Потом прочитал не менее длинное, с историческими экскурсами, объяснение Трубецкого и первым делом обиделся сам:
– Смотрите, что он пишет здесь. Что дед мой, князь Федор Михайлович, в книгах писался вместе с князем Микулинским. Но дед мой никогда вместе с Микулинским не бывал. Дед мой всегда был выше. Меня князь Тимофей Романович бесчестит.
Все больше распаляясь, Мстиславский встал и пошел вон.
Трубецкой бросился его задерживать.
– Не сердись, князь Федор Иванович. С дедом твоим еще можно было в отечестве считаться, но по отце твоем с тобой местничаться нельзя. Больно твоего отца государь жаловал. Великим его почитал.
Другие бояре также стали уговаривать Мстиславского не сердиться и суд вести. Уговорили.
Чтобы узнать, кто выше, Трубецкой просил подьячих принести список свадьбы короля Магнуса. Там был хорошо описан весь ритуал.
Знаменитая свадьба справлялась в Новгороде в семьдесят третьем году и была на памяти у всех потому, что невеста, племянница царя Иоанна Грозного, была православная, а жених был не христианской веры – протестант. И венчали их два попа.
По этому списку, как объяснил Тимофей Трубецкой, князь Василий Юрьевич Голицын был меньше его брата, князя Федора Романовича Трубецкого.
Послали подьячих в Разрядный приказ принести из архива нужный документ.
Скоро подьячие принесли специальный ящичек со свадебными списками. Отыскали в нем нужную бумагу.
По ней вышло неладно. Князь Трубецкой там не был вовсе записан. А были только князь Шейдяков, князь Голицын да дьяк Василий Щелкалов.
Разгорелся целый скандал. Трубецкой кричал, что это подмена, подлог. Что это братья Щелкаловы, Андрей и Василий, специально переписали бумагу в пользу Голицыных. Потому что они родственники и сваты.
Бояре вызвали тогда Василия Щелкалова – начальника Разрядного приказа:
– Где сама летописная книга о свадьбе короля Магнуса?
Василий сослался на Андрея, на архив Посольского приказа. Андрей ответил, что не помнит, была ли у него эта книга.
– Все ясно, – заявил Трубецкой. – Братья все сделали в лучшем виде. Книгу спрятали, а список подправили.
– Как мы могли подправить, когда список писали не мы. Писал подьячий Яковлев. А все подьячие и все разрядные нам враги.
В книгу вошли два весёлых цикла рассказов Э. Успенского «О мальчике Яше» и «Как правильно любить собак». Можно ли превратиться в пушинку, если долго-долго не кушать? На этот вопрос ты узнаешь ответ, если прочитаешь цикл «Про мальчика Яшу». А из второго цикла ты узнаешь интереснейшие истории о собаке Пиявке, дразнившей Клавдия (домашнего ворона) и много других историй о домашних животных.Для младшего школьного возраста.
Из вступления:Уважаемые товарищи студенты! (В данном случае это ребята от шести до девяти лет.) Отложите в стороны хоккейные клюшки, педальные автомобили, котят, цыплят, щенят и другие отвлекающие предметы и садитесь рядом с папой, мамой, дедушкой или бабушкой на диван. Начинаем первое занятие. Эта книга — пособие для начинающих миллионеров. Только не думайте, товарищи семилетние студенты, что, прочитав ее, вы вместе с бабушкой к концу недели жутко разбогатеете. Нет, этого мы вам обещать не можем. Но первый шаг на пути к миллионам вы можете сделать.
На любую новую вещь есть гарантия. То есть эта вещь не должна ломаться и выходить из строя. А кто отвечает за гарантию?Может быть крошечные человечки?ОТ АВТОРА:«Дорогие друзья! Когда я приступал к работе над этой сказочной повестью, одна женщина-редактор сказала, что эта книга принесет много вреда. Потому что дети всей страны немедленно начнут развинчивать стиральные машины, телевизоры, холодильники и пылесосы впоисках гарантийных человечков. И всех их поубивает током.По моим сведениям, во всем огромном государстве не нашлось ни одного глупого мальчика или девочки, которые оправдали бы ее надежды.
Это лето в Простоквашино выдалось не только жаркое, но и творческое. Все хотели торжественно отдыхать, а в результате ленился один Печкин. А некоторых жителей прорвало на стихи и прозу. Шарик целую поэму наваял про несправедливо обиженного, но гордого и смелого пса Дружка. Матроскин тоже хотел стихи, но не знал про что писать. Пришлось засесть за мемуары. В результате к концу лета у Шарика,родилась поэма, а у коровы Мурки - теленочек. Матроскин поменял теленочка на козочку и цыплят, и теперь наконец все счастливы и довольны: лето удалось!
Пришла весна, и позеленевший за долгую зиму дядя Фёдор собрался в деревню к своим друзьям. О том, как прошли летние каникулы, юные читатели узнают из повести Э.Н. Успенского «Дядя Фёдор и лето в Простоквашино». Это лето было насыщено событиями. Дядя Фёдор твёрдо решил торжественно отдыхать, Шарик – написать поэму, кот Матроскин – хорошо потрудиться, а корова Мурка – обзавестись телёночком. Удалось им это или нет, судите сами. В любом случае, встреча с любимыми героями подарит много приятных минут. Для младшего школьного возраста.
В Простоквашино лето пришло. Дядя Федор купался в речке, ловил рыбу. Кот Матроскин продавал открытки в киоске, а Шарик «со своим фоторужьем по всем интересным местам носился». В Простоквашино из Америки приехала девочка Катя Семина. Здесь живет ее дядя. Удивительная девочка! Читает Брема, много знает про рыб и зверей, любит ходить на рыбалку, а главное считает, что у дяди Федора нет недостатков. Как же не подружиться с такой замечательной девочкой.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.