Лжец - [67]
– И Хьюго к тому же! Мое любимое имя. Всегда было любимым.
– Все ж хочешь как лучше.
– Ты не останешься со мной, Хьюго, малыш?
Лучшего времени для такого предложения нельзя было и придумать. Тремя днями раньше Адриан увидел свое отражение в зеркале гардеробной отеля «Риджент-палас» и был потрясен глядящей на него физиономией шлюхи.
Как и почему он изменился, Адриан не знал, но изменения с ним произошли. На подбородке его отрастал пока лишь меленький пушок, так что после бритья подбородок становился гладким, точно у десятилетнего мальчика. Волосы были теперь короче, Адриан не прилизывал их, как какой-нибудь сутенер. Джинсы в обтяжку, но не более чем у любого студента. И все же лицо кричало: «Продается».
Он обворожительно улыбнулся зеркалу. И получил в ответ плотоядную, зазывную гримасу.
Он приподнял брови и попытался принять вид растерянный и невинный.
Пятнадцать за отсос; в зад не даю – сообщило отражение.
Пара недель, проведенных вне Дилли, позволила бы ему вновь обрести лицо, наводящее на мысли о землянике со сливками.
Гай жил в Челси, в маленьком доме, в скором времени у него начинались съемки на студии «Шеппертон». На Пикадилли он забрел, чтобы гульнуть напоследок – перед пятью неделями подъемов в шесть утра и работы до восьми вечера.
– Но теперь у меня есть друг, к которому я смогу возвращаться. Это чудесно, мой сладкий, чудесно!
Адриан подумал, что иметь человека, который отвечает за тебя на телефонные звонки, таскается по магазинам и поддерживает в доме порядок, это и вправду чудесно.
– Ко мне ходила раньше уборщица, ирландка, но эта сучка грозилась обратиться в газеты, так что я теперь никаким приходящим не доверяю. А тебе доверяю, милочка ты моя.
Выговор выпускника частной школы. Если б они только знали.
– Быть может, я прав, а может, не прав, – пел Гай под душем, – но я поклянусь, и ты мне поверь, что стоит тебе улыбнуться мне, и проститутки плачут на Сохо-сквер.
Итак, Адриан остался у него и научился готовить, делать покупки и очаровывать приглашенных к обеду гостей. В друзьях у Гая состояли все больше режиссеры, писатели и актеры, голубых среди них было всего ничего. Гаем его называл один только Адриан, что придавало их дружбе особый, открыто любовный оттенок. Гаю было тридцать пять, он довольно рано женился, в девятнадцать. Плод этого брака жил с прежней женой Гая, актрисой, очень плохо принявшей известие о его гомосексуальности, мгновенно разведшейся с ним и не подпускавшей его к сыну.
– Он сейчас примерно твоего возраста, может, на пару лет моложе. Поспорить готов, что из него уже получилась такая мадам, что пробы негде ставить. И поделом ей, стервуге.
Как-то вечером к обеду пришли агент Га я Майкл Мораган и его жена Анджела. Они появились раньше возвращения Гая из «Шеппертон», и Адриан старался как мог, развлекая их на кухне, где он шинковал перец.
– Мы много о вас слышали, – сказала Анджела, роняя на кухонный стол оцелотовый палантин.
– Надеюсь, только хорошее?
– О да, Тони не видел от вас ничего, кроме добра.
Майкл Мораган откупорил бутылку вина.
– Это урожай семьдесят четвертого, – сказал Адриан. – Его нужно перелить в графин или, по крайней мере, дать подышать в течение часа. В холодильнике есть «Сансер», если хотите.
– Спасибо, сойдет и это, – последовал резковатый ответ. – Я слышал от Тони, что вы С. Х.
Адриан уже заметил на шее Морагана галстук старого выпускника Харроу, так что ответ у него был наготове.
– Ну, по правде сказать, – произнес он, – это всего лишь слушок, который я распустил. Из соображений безопасности, – он похлопал себя пальцем по носу, сбоку. – Могу также сообщить, что и Хьюго Хэрни – не настоящее мое имя.
Мораган неприязненно уставился на него.
– Так. Таинственный человек ниоткуда. Тони об этом знает?
– О боже, а вы считаете, он должен знать?
– Уверена, что нет, – сказала Анджела. – Любой скажет, что вам можно доверять.
Они перешли в гостиную, Адриан вытер руки о синий в белую полоску передник, который любил надевать, стряпая.
– Видите ли, мне приходится присматривать за ним, – сказал Мораган. – А человек ваших лет, да еще и без имени, это настораживает.
– Через пару недель мне исполнится восемнадцать.
– И все равно вы еще три года будете несовершеннолетним. А это может угробить его карьеру. В прошлом году такое уже почти случилось.
– Но ведь оно и моей карьере добра не принесет, не правда ли? Так что, думаю, мы вправе доверять друг другу.
– А что вы, собственно, можете потерять?
– Совершенный пустяк – репутацию.
– Правда?
– Да, правда.
Вмешалась Анджела:
– Понимаете, нам просто нужна уверенность… я не сомневаюсь, вы поймете, Хьюго, милый… нам нужна уверенность, что вы… не навредите Тони.
– Господи, да зачем я буду ему вредить?
– Ой, бросьте, – фыркнул Мораган. – Вы же знаете, о чем речь.
– Речь о том, что Гай, тридцатипятилетний, богатый, знаменитый и обладающий жизненным опытом, – это бедная доверчивая овечка, которую необходимо защищать, а я, который моложе его в два раза, – демон-совратитель, способный ему навредить? Шантажировать его, полагаю, вы это имели в виду.
– Уверена, Майкл никогда не думал, что…
– Я лучше пойду на кухню давить чеснок. Причиной могли быть чеснок с луком, который Адриан резал, мог – гнев, а могло и всего лишь притворство – поскольку случившееся в дальнейшем представлялось в этих обстоятельствах драматически верным, – в чем бы причина ни состояла, но на глаза Адриана навернулись слезы. Он смахнул их:
Кто-то спросит, дескать, зачем нам очередное переложение греческих мифов и сказаний? Во-первых, старые истории живут в пересказах, то есть не каменеют и не превращаются в догму. Во-вторых, греческая мифология богата на материал, который вплоть до второй половины ХХ века даже у воспевателей античности — художников, скульпторов, поэтов — порой вызывал девичью стыдливость. Сейчас наконец пришло время по-взрослому, с интересом и здорóво воспринимать мифы древних греков — без купюр и отведенных в сторону глаз.
Тед Уоллис по прозвищу Гиппопотам – стареющий развратник, законченный циник и выпивоха, готовый продать душу за бутылку дорогого виски. Некогда он был поэтом и подавал большие надежды, ныне же безжалостно вышвырнут из газеты за очередную оскорбительную выходку. Но именно Теда, скандалиста и горького пьяницу, крестница Джейн, умирающая от рака, просит провести негласное расследование в аристократической усадьбе, принадлежащей его школьному приятелю. Тед соглашается – заинтригованный как щедрой оплатой, так и запасами виски, которыми славен старый дом.
Стивен Фрай и Хью Лори хороши не только каждый сам по себе, превосходен и их блестящий дуэт. Много лет на английском телевидении шло быстро ставшее популярным «Шоу Фрая и Лори», лучшие скетчи из которого составили серию книг, первую из которых вы и держите в руках. Если ваше чувство смешного не погибло окончательно, задавленное «юмором», что изливают на зрителя каналы российского телевидения, то вам понравится компания Фрая и Лори. Стивен и Хью — не просто асы утонченной шутки и словесной игры, эта парочка — настоящая энциклопедия знаменитого английского юмора.
Биография Стивена Фрая, рассказанная им самим, богата поразительными событиями, неординарными личностями и изощренным юмором. В Англии книга вызвала настоящий ажиотаж и волнения, порой нездоровые, — в прессе, королевской семье, мире шоу-бизнеса и среди читающей публики. А все потому, что, рассказывая о своей жизни, Фрай предельно честен и откровенен, и если кое-где путается в показаниях, то исключительно по забывчивости, а не по злому умыслу. Эта книга охватывает период зрелости — время, когда Фрай стал звездой, но еще не устал от жизни.
Нед Маддстоун — баловень судьбы. Он красив, умен, богат и даже благороден. У него есть любящий отец и любимая девушка. Но у него есть и враги. И однажды злая школярская шутка переворачивает жизнь Неда, лишает его всего: свободы, любви, отца, состояния. Отныне вместо всего этого у него — безумие и яростное желание отомстить.«Теннисные мячики небес» — это изощренная пародия и переложение на современный лад «Графа Монте-Кристо», смешная, энергичная и умная книга, достойная оригинала. Стивен Фрай вовсе не эксплуатирует знаменитый роман Дюма, но наполняет его новыми смыслами и нюансами, умудряясь добавить и увлекательности.
Майкл Янг, аспирант из Кембриджа, уверен, что написал отличную диссертацию, посвященную истокам нацизма, и уже предвкушает блестящую университетскую карьеру. Для историка знание прошлого гораздо важнее фантазий о будущем, но судьба предоставляет Майклу совсем иной шанс: вместо спокойной, но скучной академической карьеры заново сотворить будущее, а заодно историю последних шести десятков лет. А в напарники ему определен престарелый немецкий физик Лео Цуккерман, чью душу изъела мрачная тайна, тянущаяся из самых темных лет XX века.
Сделав христианство государственной религией Римской империи и борясь за её чистоту, император Константин невольно встал у истоков православия.
Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…
Ник Уда — это попытка молодого и думающего человека найти свое место в обществе, которое само не знает своего места в мировой иерархии. Потерянный человек в потерянной стране на фоне вечных вопросов, политического и социального раздрая. Да еще и эта мистика…
Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.
Книга Сергея Зенкина «Листки с электронной стены» — уникальная возможность для читателя поразмышлять о социально-политических событиях 2014—2016 годов, опираясь на опыт ученого-гуманитария. Собранные воедино посты автора, опубликованные в социальной сети Facebook, — это не просто калейдоскоп впечатлений, предположений и аргументов. Это попытка осмысления современности как феномена культуры, предпринятая известным филологом.
Не люблю расставаться. Я придумываю людей, города, миры, и они становятся родными, не хочется покидать их, ставить последнюю точку. Пристально всматриваюсь в своих героев, в тот мир, где они живут, выстраиваю сюжет. Будто сами собою, находятся нужные слова. История оживает, и ей уже тесно на одной-двух страницах, в жёстких рамках короткого рассказа. Так появляются другие, долгие сказки. Сказки, которые я пишу для себя и, может быть, для тебя…