Лжец - [44]
– Ну что же, какое-нибудь клише всегда отыщется, – ответил, протягивая ему руку, Хьюго. – Теперь мы можем быть просто добрыми друзьями.
– Тебя ждут, малыш.
– Тебя ждут, малыш.
– У нас есть Париж.
– У нас есть Париж.[80]
Адриан поднял кружку с вином:
– Выпьем за кончину прошлого.
– За кончину прошлого.
Твидовый, Бесформенная Зеленая В Тонкий Рубчик Куртка С Начесом и Бледно-Зеленый Костюм В Стиле Шанель сидели, совещаясь, в баре «Песочница» клуба «Савил».
– Я очень и очень опасаюсь, что кое-кому в Святом Матфее нельзя доверять.
– Ты полагаешь, Гарту? – спросил Зеленая В Тонкий Рубчик.
– Гарт по преимуществу остался таким же, каким был в твои дни, Хэмфри. Способным привести в исступление, кислым, агрессивным и грубым. По моим ощущениям, это не игрок. Он весь на виду. Да и маловероятно, что его стали бы подключать на столь позднем этапе.
– От Белы что-нибудь слышно? – поинтересовалась Костюм В Стиле Шанель.
– Ни звука. Он знает, что будапештская сеть держит его под самым плотным, какое только возможно, наблюдением. На этот раз Пирси играет на очень высокие ставки.
– А то я не знаю! – откликнулась Бледно-Зеленый Костюм. – Вчера у меня прямо посреди «Уэйтроуза» лопнула сумка.
Остальные прыснули, точно школьники.
– Надо же, – сказал Твидовый. – Ты можешь это как-нибудь объяснить?
– Нет. Я просто сбежала, бросив покупки. Не знаю, когда я еще осмелюсь там показаться.
Они в дружеском молчании занялись чаем.
– Так кто же? – внезапно спросил Тонкий Рубчик. – Если не Гарт.
Твидовый высказал предположение.
– Нет, Дональд, нет! – запротестовала Костюм В Стиле Шанель.
Твидовый пожал, извиняясь, плечами.
– Что за вопиющее дерьмо!
– Ну, быть может, то, что его ввели в игру, окажется довольно полезным ее развитием.
– Не понимаю, каким образом.
– Он пластилиновый.
– Ты хочешь сказать, устаревший?
– Не плейстоценовый, Хэмфри. Пластилиновый. Все мы видели в нем возможного игрока – на будущее, не так ли? Мы знаем, какая это скользкая душонка. Куда лучше иметь его во врагах, чем в друзьях. Все становится намного забавнее и сложнее, чем я ожидал. Интрига сгущается, как наилучшие девонширские сливки.
– Если Пирси намерен вести игру столь грязную, Дональд, не стоит ли и нам последовать его примеру?
– А знаешь, Хэмфри прав, – сказала Костюм В Стиле Шанель. – Почему бы не попросить помощи у Нэнси и Саймона?
– Битва лояльностей? – задумчиво произнес Твидовый. – Я к тому, что Саймон как-никак работает у Пирси.
– Мне хочется верить, – сказала Бледно-Зеленый Костюм В Стиле Шанель, – что подлинная лояльность Саймона коренится на уровне более глубоком.
– Что ж, хорошо. Завербуйте их и ознакомьте с основными правилами игры. Скоро в Англии появится Штефан. Привезет новости от Белы и о нем. Знаете, все это чрезвычайно занятно.
– А игра не может выйти из-под контроля? – спросил Тонкий Рубчик. – Я не уверен, что мне так уж понравится привнесение элемента убийства. Пирси, как тебе известно, поражений не переносит.
– Я тоже, – ответил Твидовый. – И претерпеть таковое не собираюсь.
Глава пятая
– Ты же был его лучшим другом, – сказала миссис Троттер. – Он так много рассказывал о тебе, какой ты умный и занятный. Он был очень к тебе привязан.
– Что ж, миссис Троттер, – ответил Адриан. – Я тоже был привязан к нему. Как и все мы.
– Надеюсь, ты и… и другой мальчик… Картрайт… сможете приехать на похороны.
Плача, она становилась копией Свинки.
В этот вечер, после того как Тикфорд официально объявил на вечернем богослужении новость, весь пансион пребывал в состоянии слегка истерическом.
– Некоторые из вас, я не знаю… могут знать, – произнес Тикфорд, – могли уже услышать, я не знаю, что у нас случилась трагедия. Пол Троттер сегодня днем покончил с собой. Не имею представления почему. Мы не знаем. Просто не знаем. И не можем знать.
Пятьдесят пар глаз повернулись, точно на шарнирах, в сторону Адриана. Почему первым делом послали за ним? О чем он так долго совещался за закрытыми дверьми с Тикфордом и родителями Свинки?
С Картрайтом все еще никто не побеседовал. Он ничего не знал и тоже обратил глаза, большие и испуганные, на Адриана.
– Боюсь, он должен был чувствовать себя очень несчастным, – продолжал, обращаясь, судя по всему, к потолку, Тикфорд. – Не знаю почему. Но мы вознесем за него молитву и препоручим душу его Господу. Отче Всесильный…
Опустившись, чтобы помолиться, на колени, Адриан почувствовал прикосновение чьего-то бедра. Бедра Ранделла.
– Что?
– Я его видел, – прошептал Ранделл. – Вчера, на кладбище, он поднялся наверх и сел рядом с тобой.
– И что же?
– Укрепи его милосердием Твоим, очисти любовью Твоей…
– А потом вы вместе спустились, и он плакал.
– Это никак не связано со случившимся.
– Да что ты?
– Аминь.
Том вопросов не задавал, Адриан же не мог заставить себя рассказать ему что-либо.
На следующее утро Биффо прислал Адриану записку. «Какая ужасная, удручающая новость. Мы с Элен страшно расстроены. В прошлом году я был преподавателем Троттера, такой прелестный мальчик. Надеюсь, Вам не трудно будет прийти к нам и поговорить о случившемся. Если, конечно, Вы этого хотите. Элен и я будем очень рады, если в этом триместре Вы сможете почаще бывать у нас по пятницам. Со всем моим сочувствием в это ужасное время. Хэмфри Биффен».
Кто-то спросит, дескать, зачем нам очередное переложение греческих мифов и сказаний? Во-первых, старые истории живут в пересказах, то есть не каменеют и не превращаются в догму. Во-вторых, греческая мифология богата на материал, который вплоть до второй половины ХХ века даже у воспевателей античности — художников, скульпторов, поэтов — порой вызывал девичью стыдливость. Сейчас наконец пришло время по-взрослому, с интересом и здорóво воспринимать мифы древних греков — без купюр и отведенных в сторону глаз.
Тед Уоллис по прозвищу Гиппопотам – стареющий развратник, законченный циник и выпивоха, готовый продать душу за бутылку дорогого виски. Некогда он был поэтом и подавал большие надежды, ныне же безжалостно вышвырнут из газеты за очередную оскорбительную выходку. Но именно Теда, скандалиста и горького пьяницу, крестница Джейн, умирающая от рака, просит провести негласное расследование в аристократической усадьбе, принадлежащей его школьному приятелю. Тед соглашается – заинтригованный как щедрой оплатой, так и запасами виски, которыми славен старый дом.
Стивен Фрай и Хью Лори хороши не только каждый сам по себе, превосходен и их блестящий дуэт. Много лет на английском телевидении шло быстро ставшее популярным «Шоу Фрая и Лори», лучшие скетчи из которого составили серию книг, первую из которых вы и держите в руках. Если ваше чувство смешного не погибло окончательно, задавленное «юмором», что изливают на зрителя каналы российского телевидения, то вам понравится компания Фрая и Лори. Стивен и Хью — не просто асы утонченной шутки и словесной игры, эта парочка — настоящая энциклопедия знаменитого английского юмора.
Биография Стивена Фрая, рассказанная им самим, богата поразительными событиями, неординарными личностями и изощренным юмором. В Англии книга вызвала настоящий ажиотаж и волнения, порой нездоровые, — в прессе, королевской семье, мире шоу-бизнеса и среди читающей публики. А все потому, что, рассказывая о своей жизни, Фрай предельно честен и откровенен, и если кое-где путается в показаниях, то исключительно по забывчивости, а не по злому умыслу. Эта книга охватывает период зрелости — время, когда Фрай стал звездой, но еще не устал от жизни.
Нед Маддстоун — баловень судьбы. Он красив, умен, богат и даже благороден. У него есть любящий отец и любимая девушка. Но у него есть и враги. И однажды злая школярская шутка переворачивает жизнь Неда, лишает его всего: свободы, любви, отца, состояния. Отныне вместо всего этого у него — безумие и яростное желание отомстить.«Теннисные мячики небес» — это изощренная пародия и переложение на современный лад «Графа Монте-Кристо», смешная, энергичная и умная книга, достойная оригинала. Стивен Фрай вовсе не эксплуатирует знаменитый роман Дюма, но наполняет его новыми смыслами и нюансами, умудряясь добавить и увлекательности.
Майкл Янг, аспирант из Кембриджа, уверен, что написал отличную диссертацию, посвященную истокам нацизма, и уже предвкушает блестящую университетскую карьеру. Для историка знание прошлого гораздо важнее фантазий о будущем, но судьба предоставляет Майклу совсем иной шанс: вместо спокойной, но скучной академической карьеры заново сотворить будущее, а заодно историю последних шести десятков лет. А в напарники ему определен престарелый немецкий физик Лео Цуккерман, чью душу изъела мрачная тайна, тянущаяся из самых темных лет XX века.
«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.
Воспоминания о детстве в городе, которого уже нет. Современный Кокшетау мало чем напоминает тот старый добрый одноэтажный Кокчетав… Но память останется навсегда. «Застройка города была одноэтажная, улицы широкие прямые, обсаженные тополями. В палисадниках густо цвели сирень и желтая акация. Так бы городок и дремал еще лет пятьдесят…».
Рассказы в предлагаемом вниманию читателя сборнике освещают весьма актуальную сегодня тему межкультурной коммуникации в самых разных её аспектах: от особенностей любовно-романтических отношений между представителями различных культур до личных впечатлений автора от зарубежных встреч и поездок. А поскольку большинство текстов написано во время многочисленных и иногда весьма продолжительных перелётов автора, сборник так и называется «Полёт фантазии, фантазии в полёте».
Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.
Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.
Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…