Лютер: Первый из падших - [18]

Я стоял во второй линии и стрелял поверх голов. Затем я увидел куски тел своих товарищей, застрявшие между треснувшими зубами Зверя, и меня затошнило. Клянусь, Эрл Ирсак был жив, хоть и переломлен надвое. Он бился в конвульсиях между двумя зубами-монолитами, и на его лице был ужас. Долгие годы после этого я просыпался в холодном поту посреди ночи: воспоминания преследовали меня во сне.

Ворвавшись в центр наших рядов, Зверь нарушил боевой строй и значительно ослабил плотность огня. Некоторые бросились под его туловище, стреляя в брюхо, но ничего не добились. Зверь повернулся, размахивая хвостом с тяжеловесной, но ужасающей грацией, отбросив целую группу мужчин и женщин в лужу крови на берегу.

К сожалению, я был настолько поглощен тем, чтобы выполнить свой долг и продолжать огонь, что почти не обратил внимание на происходившее вокруг. До сих пор я помню только крики и вопли, оглушительный рев врага и громоподобные выстрелы нашего оружия. Возможно, самым прискорбным упущением было то, что я не видел, как погиб мой приемный отец. Позже другие рассказывали мне, что он пытался бросить горсть гранат в пасть Зверя, но его смело ударом головы твари. Взрывчатка взорвалась, причинив Зверю большой вред, но она же и убила отца, если только он не погиб от клыков монстра за несколько мгновений до этого. Я искренне верю, что он знал, на что идет, и добровольно пожертвовал жизнью. Именно по подобным поступкам я и вспоминал его позже.

Сражение часто бывает кратким, но кровавым, или затяжным, но напряженным, а битва с Рогом Разрухи была одной из самых напряженных и затяжных битв из тех, что я помню. Я помню, что мне пришлось поменять свое болт-копье на оружие павшего товарища, потому что казенник перегрелся и угрожал осечкой, из-за которой мне могло оторвать руку — как это случилось с одним из солдат всего несколько мгновений спустя.

Победа досталась нам с большим трудом; вплоть до последних мгновений мы отчаянно боролись за нее. Ябросился в атаку вместе с десятком других рыцарей, когда существо дрогнуло, перехватил клинок двумя руками и рубанул без особого мастерства. Руки нанесли удар скорее благодаря силовой броне, чем усталым мышцам внутри нее. Морда Зверя превратилась в кровавое месиво, и когда чудовище испустило последний вздох, кровь из его ран полилась рекой. Но он похоронил еще двоих рыцарей под своей рухнувшей тушей, а бьющийся в агонии хвост отбросил еще одного.

Сорок один воин Сторрока отдал свою жизнь в тот день, пока рыцари Ардфорда наблюдали за происходящим со стен.

— Среди них нет и пинты крови гуще кошачьей мочи, — промолвил Танкрет, теперь командующий нашим отрядом.

Конечно, у Форстора не было той храбрости, о которой он так громко кричал прошлой ночью. Мы поняли, что Танкрет был прав насчет причины их желания покинуть замок до того, как прибудет Великий Зверь.

Мы собрали убитых и раненых, и, хотя из города быстро прибыли гонцы, никто из нас не захотел провести эту ночь среди чужаков. Я, как и многие другие, был решительно против того, чтобы предстать перед Форстором и его рыцарями в Ардфорде, ибо я, несомненно, нарушил бы законы гостеприимства, едва увидев человека, бросившего моего названого отца в его последней битве. Мысли о том, что они навлекли эту гибель на наши стены, а мы не ответили им тем же, не давала мне покоя еще несколько дней.

Все это испортило отношения между Сторроком и речными крепостями, спровоцировало пограничные стычки, которые так и не разрешились до прихода Льва и Ордена много лет спустя.

С тяжелым сердцем мы вернулись домой. Стены были под надежной охраной, а те, кого они хранили внутри — в безопасности, и мы рассудили, что жертва была необходимой. Мы оплакивали погибших, ухаживали за ранеными и восхваляли подвиги тех, кто этого заслуживал.

Через два дня после нашего возвращения оруженосцы вернулись из патруля на юг. Новый Великий Зверь был замечен в Велвейле, в дне пути от нашего замка; и так же быстро Рог Разрухи, наш злейший враг и самый крупный из Великих Зверей, когда-либо терзавших Дордредскую Пустошь, канул в Лету.

Пуриил некоторое время хмуро смотрел на Лютера.

— Я спросил об орках, а ты рассказываешь о лесных зверях, — сказал он наконец, качая головой. — Я думал, ты можешь мне помочь, но ошибся. Ты ничего не делаешь для того, чтобы искупить свою вину перед Львом и его сыновьями. Ты просто бахвалишься историями о былой славе.

— Если ты почерпнул из моего рассказа только это, то мне больше нечего тебе предложить. Я мог бы говорить и откровеннее, но поможет ли знание своей судьбы избежать ее или приблизить? Я не обладаю талантом провидца. Да, я баловался предвидением, но быстро понял, что эта дорога еще опаснее, чем полученные ответы.

— Не смей так легко говорить о греховном колдовстве! — Пуриил поднял кулак, и Лютер отпрянул, опасаясь удара. Легионер несколько секунд держал сжатую в кулак руку, затем опустил ее и прищурился.

— Ты говоришь о предвидении, и в твоей истории ваш командир погиб, сражаясь с Великим Зверем. Это что, предупреждение? Или наставление… Твой приемный отец преуспел даже в смерти. Неужели мне суждено погибнуть, лишив Зверя последних сил?