Люся с проспекта Просвещения или История одного побега - [2]
Да, а ведь если бы мне в тот день такое сказали, истории, которой я хочу с вами поделиться, скорее всего и не случилось бы. Но об этом чуть позже.
Ррразрешите представиться!
Моим хозяевам крупно повезло: им досталась я — симпатичная, в меру упитанная, смышленая и ласковая эрделька с покладистым характером и новенькой эмалированной миской впридачу. И хотя была я тогда не больше меховой рукавицы и вся от ушей до кончика хвоста умещалась в коробке из-под кроссовок, имя у меня было не по летам солидное. «Церлина Шарм Олимпик» — вот что гордо значилось в моей щенячьей карточке. Там же на двух страницах были прописаны все мои предки вплоть до какого-то знаменитого прапрадеда-чемпиона, от которого и пошел наш славный эрдельский род. Говорят, он был даже слегка иностранцем, жил в Англии, спал на отдельном диване и охотился на львов. Про львов, положим, верится с трудом, а про диван еще меньше, но все же приятно, лежа в прихожей на стареньком клетчатом пледе, воображать себя героической внучкой героического деда. А льва мне обещали показать. Настоящего, живого. В зоопарке.
— Церлина Шарм Олимпик — это, пожалуй, на морозе и не выговоришь, — покачал головой папа, высоко подняв меня на вытянутой руке и рассматривая со всех сторон, пока я отчаянно перебирала лапами в воздухе, ища опоры. — Какая у нее забавная мордуленция. Мы будем звать ее просто Церли.
— Церли! Церли! Наша Церли! Смотрите, она уже отзывается! — радостно запрыгала вокруг меня Золотистая Челочка, хлопая в ладоши. — Цер-лю-сень-ка! Цер-ЛЮСЯ! Хочешь молочка?
Так в мою жизнь вошел новый дом и его обитатели, а вместе с ними два самых вкусных на свете слова: «Люся» и «хочешь». Люся — это я. И быть Люсей, скажу я вам, очень приятно. Едва заслышав свое имя, я со всех лап несусь на кухню, где ждет меня пропуск в собачьи райские кущи, пахнущие луковой подливкой, колбасой и паштетом. «Хочешь?» — спрашивает всякий раз мама. И от волшебного слова, вот-вот готового расцвести блином или кусочком сыра, кружится голова, а вместе с ней кухня, — все вокруг начинает кружиться и скакать в каком-то безумно веселом танце.
— Люся! Люся! Угомонись. До чего же ты смешная! Хочешь сушку?
Ну еще бы! Сушки я люблю с детства. И никогда от них не отказываюсь. А еще я люблю шоколад, мармелад, печенье, орешки в сахаре, сгущенку, мороженое, тортики разные. Словом все, что собакам как раз-таки давать строжайше запрещено. Мне и не дают. Но если очень чего-нибудь хочется, например печенья, оно как пить дать само упадет на пол прямо перед вами. Ведь нет такого закона, чтоб печенье мимо собачьего носа туда-сюда дефилировало и ни крошечки не ошиблось. Вот и вчера мне опять повезло. Бутерброд с колбасой, которым оживленно размахивала за столом Золотистая Челочка, вдруг взял да и шлепнулся передо мной, описав в воздухе замысловатую дугу. Наверное, потому что в созвездии Гончих Псов так расположились звезды. Расположились, поерзали, устраиваясь поудобнее, глянули на мир и вдруг рассиялись, как в тот теплый майский вечер, когда я появилась на свет…
Младенчество свое я помню смутно: сладковатый запах молока и мокрой шерсти, теплый материнский бок, вечный писк и вечная возня, и чьи-то большие сильные руки, раз за разом мягко, но настойчиво водворявшие меня обратно в картонную коробку, где сладко и безмятежно посапывало еще пять таких же маленьких, как и я, черных комочков. Дух здорового авантюризма с самого рождения влек меня в направлении прямо противоположном нашему углу, и матери частенько приходилось выуживать меня за шкирку из самых неожиданных мест. Однажды, перевалившись через борт нашей коробки, я угодила прямо в миску с бульоном и чуть не захлебнулась. В другой раз меня обнаружили уютно устроившейся в чьем-то меховом ботинке. «Ну и шустрик», — качала головой хозяйка. А когда мы немножко подросли и крепко встали на лапы, вот тогда и выяснилось, что по части живости и смекалки среди братьев и сестер мне действительно нет равных. Поэтому ничего удивительного, что первый же щенячий покупатель из всего выводка выбрал именно меня.
Это случилось чудесным летним утром, когда после вкусного завтрака мы как обычно возились в своем углу, соревнуясь в ловкости и проворстве. Мать, лежавшая чуть поодаль, благодушно взирала на нас с затаенной гордостью и чувством родительского удовлетворения. Наши уши, хвосты и лапы строго соответствовали мировым стандартам, а упитанность и подвижность свидетельствовали об отменном здоровье. Она сладко щурилась, уже грезя, должно быть, о нашем блестящем будущем и грядущих победах на собачьих выставках… В этот-то самый момент и раздался звонок в прихожей. Мать вздрогнула и напряглась. В ее глазах мелькнула тревога. «Что это с ней?» — успела подумать я, как всегда первой подлетая к входной двери. Мне не терпелось узнать, что за гость стоял у нас на пороге.
На пороге стояла и смущенно улыбалась Золотистая Челочка. Поздоровавшись, как взрослая, она вошла в нашу квартиру с большой спортивной сумкой в руках и сухариками «Чаппи» в кармане. У нее были смешливые глаза и очень игручие шнурки. Мне они сразу понравились. Челочка осторожно погладила мои кудряшки и деликатно попыталась освободить шнурок. Не вышло, я вцепилась в него только крепче.
