Люськин ломаный английский - [6]

— Не пизди, я могу быть рядом с его телом хоть каждый день!

— Но в другие дни его тело могло дышать. Старик сдох из-за тебя! А ты хочешь, чтобы я оскорбил святых, не надавав тебе по харе. Перекрестись, пока на тебя не навесили грехов похлеще.

— Ха! А ты…

— Перекрестись!

В небе аэроплан прочертил яркую полосу, пролетая на запад к источнику страстей, слишком высоко, чтобы увидеть молодых людей, не отбрасывающих тени, крестящихся на небо. Они сделали это, чтобы дух Александра смог утечь в сады, хотя бы смутно интересные Богу. Двое типичных молодых ибличан, он — с повадками дикого зверя, она — полная опыта и чистоты, крестились, пока их руки чуть не сломались под весом Небес, и выкрикивали на своем наречье хрипящие и шипящие звуки, бившие в небо словно чечетка. Жители Карачаево-Черкесии думали, что чужие языки — это если не убийство, то извращение их родного языка.

Но язык ибличан существует только в Иблильске.

Говорят, что этот язык особенно хорош для выражения презрения. Советские ученые некогда утверждали, что медленная смерть была настолько яркой частью иблильской культуры, что это привело к презрению к смерти, презрению изощренному, с высоко ироничным подтекстом. Однако, чтобы презирать смерть, пришлось также презирать жизнь. Поэтому, по горькой иронии, лингвистическая адаптация культуры к окружающей среде происходила в условиях последнего витка развития цивилизации: она безнадежно влилась в замкнутый круг, отвергающий дальнейшее существование.

Советские ученые сделали такой вывод, когда им еще за это платили. Теперь никому не платят за то, чтобы анализировать происходящее в Иблильске, да и вообще во всех воюющих народах, проживающих на славном Кавказе — истинной грани Востока и Запада.

Людмила смотрела, как мрачнеют над горами стальные облака, высасывая сияние снега.

— Ну, — вздохнула она, — значит, так.

— Что так?

— Пора домой.

— Ха! — вскинул голову Макс. — Ты, смотрю, прям торопишься туда, да? Ты просто охуела от желания туда попасть и рассказать старухам, что убила кормильца.

— Заглохни, сволочь! Рано или поздно нам придется возвращаться. Жизнь не закончится после того, как мы расскажем эти новости.

— Что? Да мы еще месяц будем свечки над ним жечь, вот какая это будет жизнь, и все из-за тебя. Ни хуя больше не будет, мы просто оголодаем до смерти и замерзнем в постели — тоже из-за тебя.

У Людмилы задрожали губы.

— Хорош пиздить, он упал на ровном месте, слышишь, Максим? Он упал, и его больше нет, а нам надо продолжать жить, несмотря на это горе.

Макс с ухмылкой повернулся к сестре.

— Конечно, — издевательски сказал он, оглядывая ее сверху донизу. — Надо продолжать жить. Облака также будут плыть по небу. Погранотряды будут продолжать ходить по ночам под горой, которая, в свою очередь, будет продолжать разрушаться. — Он помолчал, сверля ее взглядом. — И сегодня ночью маленькие романтические события посреди сугробов, которые ты напридумывала, тоже будут продолжаться. С ебаным вонючим козлом, который подозрительно напоминает молодого Мишу Букинова! Ты забыла, что я каждый день встречаю патруль по пути домой. — Макс перевел руки за спину и медленно направился к трактору, многозначительно качая головой. — Да, да, вот так вот. Возможно, не все будет продолжаться. Возможно, мы открыли кое-что новое, и после этого ни хуя уже не будет как прежде.

2

— Что-нибудь с бразильским салатом будешь? — спросил Блэр.

— Это какое-то заразное заболевание?

— Ну, а какого хуя тебе надо?

— Бекона, — пробормотал Зайка.

— Тебе нельзя жирное жрать. Тут вон кускус есть.

— А бекона там нет?

— Есть маленько говядины по-испански.

Зайка выглянул из ванной, похожий на барсука, глаза за стеклами солнцезащитных очков обшарили комнату, по которой сразу было видно, что здесь жили студенты.

— А нет чего-нибудь помимо содранной со спины шкуры вонючего чернокожего?

— Слушай, а не пошел бы ты! — рявкнул Блэр. — Извини, но если ты только из этих соображений исходишь, занимайся-ка ты этим сам.

— Ты чо как шлюха ведешься? Разве ничего английского нет? Принеси просто, блядь, что-нибудь на булочку намазать. На бу-улочку, понимаешь?

Неделей раньше завтрак им приносили рано утром из зеленой комнаты, откуда был слышен шум чайника и отдаленные звуки кухни. Зайка целовал первую сигарету «Ротманс» и чиркал спичкой. До того как запах разносился по крылу «Альбиона», известному как «Дред-ноут», появлялись жирные запахи, обещавшие жареный хлеб. Зайка развлекался ленивыми умственными играми, например, бесконечной классификацией типов лиц, в которой он дошел до людей, напоминающих свиней и белок, закрыв проработанную тему рептилий, решив, что его брат является саламандрой.

Всего несколько дней назад это было в порядке вещей. Но теперь близнецы были в отпуске в Лондоне, одни в квартире на цокольном этаже, которая походила на раковину, а точнее на трубу, в которую из этой раковины утекала вода. Свобода, как говорил Блэр. Для Зайки так называемая свобода была песней, составленной из нот, которые заканчивались напряженным тихим воплем, песней на языке хинди, исполнявшейся под аккомпанемент ленточной пилы.