Люси Краун - [16]

Петтерсон был эгоистично доволен тем, что теперь Люси с Оливером жили через несколько улиц от него. Они стали центром веселья и жизни, чем так и не смогла стать чета Петтерсонов. И в качестве старого друга, а затем и семейного доктора Петтерсон забегал в этот дом три-четыре раза в неделю, участвуя в неофициальных семейных обедах, в приемах, становясь не только врачом маленького сынишки Краунов, но и названным дядюшкой, доверенным лицом, советчиком (только для Люси, так как Оливер никогда не просил советов), он планировал им отпуска и выходные, играл в бридж и выступал в роли привелегированного философа у семейного камина. Дом Крауна стал центром большого количества привлекательных женатых молодых людей города, и именно за их обеденным столом Петтерсоны в разное время познакомились с двумя красивыми женщинами, с которыми у Петтерсона впоследствии были романы.

Знали ли Оливер с Люси об этих двух женщинах или же других его тайных и нетайных связях, что было неизбежно в таком узком кругу в конце 20-ых начале 30-ых, этого Петтерсон так и не смог понять. Однако они не сплетничали и не поощряли разговоры, и никто из них за все то время ни на минуту не проявлял посторонних интересов. Это казалось несвойственно Оливеру, который до женитьбы легко и на равных вращался в среде летчиков и других жизнерадостных гуляк, с которыми познакомился во время войны. Но с каждым прожитым годом он казалось, становился все более удовлетворенно и счастливо привязанным к своей жене, без всякой при том сентиментальности и навязчивости, а даже с открытой мужественностью и уверенностью, на фоне которых семейная жизнь Петтерсона начинала казаться пустой и бесцельной, стоило ему только задуматься о ней, что он старался делать как можно реже. Что касается Люси переезд в маленький городок и заботы о ребенке делали ее более взрослой и раскованной, и только в редких случаях на какой-то большой вечеринке Оливер мог оказаться в центре внимания, оставив Люси скучать в уголке, и тогда-то к Петтерсону возвращался старый образ гостьи в собственной семейной жизни, а не совладельца общего счастья.

У них был только один ребенок. Тони рос смышленым и красивым мальчишкой, послушным и воспитанным. Единственным последствием отсутствия братьев и сестер стала его несколько нервная привязанность к матери. Когда Люси не оказывалось дома после его возвращения из школы, или если она задерживалась в магазине, мальчик начинал ждать ее сидя на кровати и обзванивая по телефону, стоящему на ночном столике, всех знакомых, у которых по его предположению могла оказаться мама. Серьезным тихим голосом он говорил в трубку: «Здравствуйте, это Тони Краун. Я хотел узнать, нет у вас случайно мамы. Спасибо. Нет ничего не случилось». Этот диалог стал обычным для десятка друзей семейства Краунов. Оливер, который, естественно, был крайне недоволен этой привычкой, называл сына с любовью и некоторым раздражением «телефонист».

Как говорил Петтерсон, ребенок не был болен ничем таким серьезным, что не могли бы излечить братик или сестричка. Но почему-то Люси так и не забеременела снова, и когда Тони исполнилось десять лет, Крауны просто оставили надежду на то, что у них будут еще дети.

Эти годы Петтерсон считал самыми счастливыми в своей жизни. И не в Краунах дело, или не только в Краунах. Это был период, когда Петтерсон утверждался, расцветал, видел новые горизонты, открывающиеся ему. Но все его успехи были оттенены фоном домашнего очага Краунов, с их открытой дверью, непринужденной раскованностью общения, дружбой Оливера, теплотой и преданностью Люси и малыша, которую он ценил вдвойне, так как сам детей не имел. И называл любовью, но только про себя да и то с легкой иронией, придавало его ощущениям оттенок ожидания и тайного удовольствия всякий раз, когда он стоял у ее двери с замиранием сердца нажимая кнопку звонка.

Сидя в «бьюике», идущим по вечерним воскресным дорогам на приятной скорости пятьдесят километров в час, он снова искоса глянул на Оливера. Интересно, что бы он сказал, хитро подумал Петтерсон, если бы прочитал сейчас мои мысли. Как чудесно, что мы не обладаем способностью заглянуть в души своих друзей.

— Сэм… — начал Оливер не отрывая глаз от дороги.

— Да?

— Ты рассчитываешь еще вернуться на озеро этим летом?

— Постараюсь, — ответил Петтерсон.

— Сделай мне одолжение.

— Какое?

— Оставь миссис Уэльс дома, — решился наконец Оливер.

— Не понимаю, о чем ты… — начал было Петтерсон изо всех сил стараясь изобразить удивление.

Оливер заулыбался.

— Брось, Сэм… — примирительно сказал он.

Петтерсон засмеялся.

— Ладно, — ответил он. — Прощай, миссис Уэльс.

— Мне-то все равно, — оправдывался Оливер. — Это подача Люси.

— Люси, — повторил Петтерсон. — О, — и он ощутил, что покраснел от смущения, и тут же понял, что больше не приедет на озеро этим летом, с миссис Уэльс или без нее.

— Добровольная ассоциация верных жен, — сострил Оливер, — на страже интересов своих членов. Несколько миль они проехали в полном молчании. Затем Оливер снова заговорил.

— Сэм, что ты думаешь об этом мальчике? Баннере?

— Нормальный парень, — проговорил Петтерсон. — Думаю, вполне хорош для Тони.