Льюис Кэрролл. Очерк жизни и творчества - [96]

* * *

Доджсон родился в небольшой деревушке Дэрсбери в графстве Чешир 27 января 1832 года. Он был старшим сыном приходского священника Чарльза Доджсона и Фрэнсис Джейн Лютвидж. При крещении, как нередко бывало в те времена ему дали два имени: первое, Чарльз — в честь отца, второе, Лютвидж в честь матери. Позже, когда юный Доджсон начал писать юмористические стихи, он взял себе псевдоним из этих двух имен, предварительно подвергнув их двойной трансформации. Сначала он перевел эти имена — „Чарльз Лютвидж“ — на латинский язык, что дало „Каролюс Людовикус“. Затем он поменял их местами и перевел „Людовикус Каролюс“ обратно на английский язык. Получилось „Льюис Кэрролл“.

Чарльз с детства увлекался математикой, а когда кончил колледж, ему предложили остаться в Оксфорде, а осенью 1855 года он был назначен профессором математики одного из колледжей.

Доктор Доджсон поселился в небольшом доме с башенками и сам скоро стал одной из достопримечательностей Оксфорда. Во внешности его было что-то странное: легкая асимметрия лица — один глаз несколько выше другого, уголки рта подвернуты — один вниз, другой вверх. Говорили, что он левша и только усилием воли заставляет себя писать правой рукой. Он был глух на одно ухо и сильно заикался. Лекции читал отрывистым, ровным, безжизненным тоном. Знакомств избегал, часами бродил по окрестностям. У него было несколько любимых занятий, которым он посвящал все свободное время.

В юности он мечтал стать художником. Он много рисовал, в основном карандашом или углем, сам иллюстрировал рукописные журналы, которые издавал для. своих братьев и сестер. Однажды он послал серию своих рисунков в юмористическое приложение к газете „Тайме“, редакция их отвергла. Тогда Доджсон обратился к фотографии. Он купил аппарат и всерьез занялся этим необычайно сложным по тем временам делом: фотографии снимались с огромной выдержкой, на стеклянные пластинки, покрытые коллодиевым раствором, которые нужно было проявлять немедленно после съемки. Доджсон занимался фотографией самозабвенно и достиг больших успехов в этом трудном искусстве. Он снимал многих замечательных людей своего времени — Теннисона, Данте Габриэля Россети, великую актрису Эллен Терри, с которой был связан многолетней дружбой, Фарадея, Томаса Гексли. Спустя почти сто лет, в 1950 году, в Англии была издана книга „Льюис Кэрролл — фотограф“, в которой опубликованы шестьдесят четыре лучшие его работы. Специалисты недаром отводят ему одно из первых мест среди фотографов-любителей XIX века. Интересно, что фотографии Кэрролла выставлялись в 1956 году на знаменитой выставке „Род человеческий“, побывавшей во многих городах мира, в том числе и в Москве. Из английских фотографов XIX века, работавших с очень несовершенной техникой, представлен был он один.

Доджсон очень много работал. Он поднимался на рассвете и садился за письменный стол. Чтобы не прерывать работы, он почти ничего не ел днем. Стакан хереса, несколько печений — и снова за письменный стол. Иногда он писал, стоя за высокой конторкой. Лекции, обед в колледже, прогулка — и снова работа, далеко за полночь. Доктор Доджсон страдал бессонницей. По ночам, лежа без сна, он придумывал, чтобы отвлечься от грустных мыслей, „полуночные задачи“ — алгебраические и геометрические головоломки — и решал их в темноте. Позже они вошли в книгу Кэрролла „Математические курьезы“.

За пределы Англии доктор Доджсон выезжал всего раз — и здесь он снова всех поразил. В те годы принято было ездить на континент в Европу — в Италию, Францию, Швейцарию, иногда в Грецию. Но доктор Доджсон поехал в Россию!

Помимо фотографии, театра и писем, был у доктора Доджсона еще один конек — подобно Белому Рыцарю, он без конца что-нибудь изобретал. Он изобретал новые игры и публиковал к ним правила. Вот самая легкая из них, в которую до сих пор играют в Англии. Она называется „Словесные звенья“ или „Дублеты“. Состоит она в следующем: исходя из начального слова, игроки должны прийти к заданному, причем изменять в слове можно лишь по одной букве, не удлиняя и не укорачивая его, так, чтобы каждый раз получалось новое слово, а не бессмыслица. Скажем, если нужно „Положить РАКА в СУП“, возможна такая цепь из словесных звеньев: РАК-САК- САП-СУП. Выигрывает в этой игре тот, кто достигает заданного результата кратчайшим путем.

Доктор Доджсон не ограничивался одними лишь словесными играми. Он сделал множество изобретений. Некоторые из них были повторены годы спустя другими людьми и вошли в широкое употребление. Он изобрел шахматы для путешественников, где фигуры держались на доске с помощью маленького выступа, соответствующего углублению в клетке; приспособление для того, чтобы писать в темноте, которое он называл Никтографом[265]; бесчисленные игрушки и сюрпризы, заменитель клея, способы проверки деления числа на 17 и 13, мнемонические приемы для запоминания последовательного ряда цифр (сам он с их помощью помнил число π до семьдесят первого десятичного знака!) и многое, многое другое.

Умер доктор Доджсон 14 января 1898 года.

* * *

Ошеломленному читателю, впервые открывающему „Алису“, может показаться, что все в ней спутано, все непонятно и бессмысленно. Однако, вглядевшись, он начинает понимать, что в бессмыслице этой есть своя логика и своя система. Чувство это крепнет при повторном чтении, а „Алиса“ принадлежит к тем книгам, к которым возвращаешься снова н снова на протяжении всей жизни, каждый раз читая ее новыми глазами. Недаром столько замечательных людей любили „Алису“ и писали о ней — Гилберт Честертон, Бертран Рассел, Норберт Винер, выдающиеся физики и математики наших дней.