Людвисар. Игры вельмож - [92]
— Я имею для вас кое-что, — наемник подал ему сверток.
Руки Доминика мелко задрожали. Гепнер даже не был вынужден прочесть, он узнал эту вещь сразу.
— Наконец… — отозвалась София. — Теперь мы имеем все! И у нас есть шанс на спасение.
— Где вы это взяли? — взволнованно спросил Людвисар.
Казимир неуверенно рассказал про умирающего оборотня. Теперь та ночь казалась ему по меньшей мере странным сном.
— Больше всего мороки будет с этим, — сказал Гепнер, поднося к свету рубин великолепной работы, — но я вспомню чертежи… Надо только немного времени…
Христофа в сознание привела человеческая возня и душераздирающие крики. Оглянувшись, он увидел, что до сих пор находится в доме бургомистра, но вокруг царит страшный беспорядок. Через минуту вбежал запыхавшийся слуга и, не глядя на него, бросился к перевернутому письменному столу.
— Что происходит? — спросил курьер, пытаясь подняться.
Баварец перестал шарить и уставился на него, как на покойника, что вдруг воскрес.
— Как вы… себя чувствуете? — спросил он.
— Плохо, — признался Христоф, — но дайте наконец мне ответ…
— Не знаю, с чего начать, — сказал слуга, — враг под стенами города… вчера сожгли ведьму, а сегодня… сегодня…
Мужчина вдруг сел на пол и зашелся горьким плачем.
— Что — сегодня? — допытывался Христоф.
Ему наконец удалось подняться на ноги, но перед собой он уже видел не одного, а четырех баварцев, что хором рыдали.
— Что сегодня? — во второй раз спросил он.
— Убили бургомистра, — простонали четверо, — тот проклятый Себастьян… ворвался сюда… и… и…
Курьер недослушал. Ему плевать было на человека, что безжалостно отдал толпе какую-то женщину, только бы успокоить кровожадную ораву. Удобно было возложить на нее беду, что подступила к городу. Если да, то свою кару он получил заслуженно.
Больше его волновало, что творится под стенами. Шатаясь, словно пьяный, он сбежал по лестнице вниз и двинулся шумным Рынком. Повсеместно сновали горожане и ландскнехты, которых магистрат нанял для помощи. Под ногами сновали и выли собаки, в церквях били колокола, а в воздухе стоял невыносимый запах растопленной смолы. Христоф пытался расспросить, где именно враг, кто руководит обороной, где стрелки… Но все только отмахивались от него. Лишь какой-то сумасшедший принялся рассказывать ему, что кто-то заперся в городской мастерской-людвисарне, потому что хочет сделать там огромную пушку, которая уничтожит врага враз. Курьер сердито его оттолкнул, но от того зашатался и едва не упал, но чьи-то сильные руки подхватили его.
— Нашел, когда напиться, брат, — послышался ему знакомый голос.
Это был Карбовник и его трое побратимов.
— Хоть ты мне расскажи… — попросил Христоф.
— Что там говорить, — ответил сотский, — иди, сам все увидишь.
Они отправились на городскую стену, где уже стояли острожские казаки. Часть была тут, а остальные виднелись впереди, на Низкой стене.
— Плохо видно татар, — сказал курьер, — пошли к тем, что впереди нас.
Карбовник не возражал. Когда они снова поднялись на куртину, Христоф наконец разглядел врага. Войско татар тянулось исполинской черной дугой и, казалось, как только двинется вперед, проглотит город враз.
Недалеко от ворот смело гарцевал на гнедом коне всадник, пышно наряженный.
— Чтобы я пропал, — молвил чей-то голос, — не граф ли Хих? Вот курвий сын!
Христоф оглянулся и узнал писаря Омелько. Вглядевшись в него, курьер не удержался от смеха.
— А, пане Христоф, — радостно воскликнул тот, — как поживаете? Слышал, что вы вернулись, но еще не имел удовольствия вас видеть.
— Как здоровье пана Беня? — спросил тот.
— Думаю, что неплохо, — ответил Омелько, — небось, пьет в Сколе за нас. Пусть ему икнется…
Писарь не договорил. Со страшным шумом и криками войско татар пошло в наступление.
Христоф не считал дни в осаде. Каждый новый день представал перед ним в серой вонючей пелене и так же заканчивался. На его теле, кажется, появились новые раны, которых он не чувствовал. Кто-то молвил, что прошло две недели и татары изнемогали, но он отказывался этому верить. Он бредил и видел, как мертвые изрубленные враги встают с земли и снова идут в наступление. Как у того проклятущего Хиха вдруг выросли большие крылья, как у летучей мыши, и он кружит над стенами, протыкая защитников гигантскими острыми вилами.
На третью неделю задвигалась стена, и он с удивлением увидел, как Орест и Казимир выкатили на нее огромную пушку. Мещане падали на колени, благословляя их, а те гордо и величественно делали свое дело. Что есть силы грохнув по цапфе, наемники подняли вверх руки, как полководцы, и благословили город. По тому добавили, что неплохо было бы увеличить им плату, ибо единоборство с нечистью стоит больше, чем битва с татарами. В ответ урядники пообещали им полсокровищницы. После этого появился Доминик и долго целился, аж у всех уставших и голодных защитников лопнуло терпение. Наконец, раздался выстрел.
Христоф поднял глаза кверху и увидел там ангелов. Множество их неспешно спускались на землю, и вся нечисть вместе с графом Хихом провалилась прочь, чисто как и не было.
А потом сам архангел Михаил коснулся его разгоряченного лица, и прикосновение это был приятно прохладным и исцеляющим.
Исторический роман Акакия Белиашвили "Бесики" отражает одну из самых трагических эпох истории Грузии — вторую половину XVIII века. Грузинский народ, обессиленный кровопролитными войнами с персидскими и турецкими захватчиками, нашёл единственную возможность спасти национальное существование в дружбе с Россией.
Роман основан на реальной судьбе бойца Красной армии. Через раскаленные задонские степи фашистские танки рвутся к Сталинграду. На их пути практически нет регулярных частей Красной армии, только разрозненные подразделения без артиллерии и боеприпасов, без воды и продовольствия. Немцы сметают их почти походя, но все-таки каждый бой замедляет темп продвижения. Посреди этого кровавого водоворота красноармеец Павел Смолин, скромный советский парень, призванный в армию из тихой провинциальной Самары, пытается честно исполнить свой солдатский долг. Сможет ли Павел выжить в страшной мясорубке, где ежесекундно рвутся сотни тяжелых снарядов и мин, где беспрерывно атакуют танки и самолеты врага, где решается судьба Сталинграда и всей нашей Родины?
Рассказ о белорусском атеисте XVII столетия Казимире Лыщинском, казненном католической инквизицией.
Отряд красноармейцев объезжает ближайшие от Знаменки села, вылавливая участников белогвардейского мятежа. Случайно попавшая в руки командира отряда Головина записка, указывает место, где скрывается Степан Золотарев, известный своей жестокостью главарь белых…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Подробная и вместе с тем увлекательная книга посвящена знаменитому кардиналу Ришелье, религиозному и политическому деятелю, фактическому главе Франции в период правления короля Людовика XIII. Наделенный железной волей и холодным острым умом, Ришелье сначала завоевал доверие королевы-матери Марии Медичи, затем в 1622 году стал кардиналом, а к 1624 году — первым министром короля Людовика XIII. Все свои усилия он направил на воспитание единой французской нации и на стяжание власти и богатства для себя самого. Энтони Леви — ведущий специалист в области французской литературы и культуры и редактор авторитетного двухтомного издания «Guide to French Literature», а также множества научных книг и статей.
Харьков 1930 года, как и положено молодой республиканской столице, полон страстей, гостей и противоречий. Гениальные пьесы читаются в холодных недрах театральных общежитий, знаменитые поэты на коммунальных кухнях сражаются с мышами, норовящими погрызть рукописи, но Город не замечает бытовых неудобств. В украинской драме блестяще «курбалесят» «березильцы», а государственная опера дает грандиозную премьеру первого в стране «настоящего советского балета». Увы, премьера омрачается убийством. Разбираться в происходящем приходится совершенно не приспособленным к расследованию преступлений людям: импозантный театральный критик, отрешенная от реальности балерина, отчисленный с рабфака студент и дотошная юная сотрудница библиотеки по воле случая превращаются в следственную группу.
Харьков, роковой 1940-й год. Мир уже захлебывается войной, уже пришли похоронки с финской, и все убедительнее звучат слухи о том, что приговор «10 лет исправительно-трудовых лагерей без права переписки и передач» означает расстрел. Но Город не вправе впадать в «неумное уныние». «Лес рубят – щепки летят», – оправдывают страну освобожденные после разоблачения ежовщины пострадавшие. «Это ошибка! Не сдавай билеты в цирк, я к вечеру вернусь!» – бросают на прощание родным вновь задерживаемые. Кинотеатры переполнены, клубы представляют гастролирующих артистов, из распахнутых окон доносятся обрывки стихов и джазовых мелодий, газеты восхваляют грандиозные соцрекорды и годовщину заключения с Германией пакта о ненападении… О том, что все это – пир во время чумы, догадываются лишь единицы.
Когда молодой следователь Володя Сосновский по велению семьи был сослан подальше от столичных соблазнов – в Одессу, он и предположить не мог, что в этом приморском городе круто изменится его судьба. Лишь только он приступает к работе, как в Одессе начинают находить трупы богачей. Один, второй, третий… Они изуродованы до невозможности, но главное – у всех отрезаны пальцы. В городе паника, одесситы убеждены, что это дело рук убийцы по имени Людоед. Володя вместе со старым следователем Полипиным приступает к его поиску.
…Харьков, 1950 год. Страну лихорадит одновременно от новой волны репрессий и от ненависти к «бездушно ущемляющему свободу своих трудящихся Западу». «Будут зачищать!» — пророчат самые мудрые, читая последние постановления власти. «Лишь бы не было войны!» — отмахиваются остальные, включая погромче радио, вещающее о грандиозных темпах социалистического строительства. Кругом разруха, в сердцах страх, на лицах — беззаветная преданность идеям коммунизма. Но не у всех — есть те, кому уже, в сущности, нечего терять и не нужно притворяться. Владимир Морской — бывший журналист и театральный критик, а ныне уволенный отовсюду «буржуазный космополит» — убежден, что все самое плохое с ним уже случилось и впереди его ждет пусть бесцельная, но зато спокойная и размеренная жизнь.