Людвисар. Игры вельмож - [82]
Острожский удивленно поднял на него глаза.
— Все, чего могу просить, — продолжил Христоф, — это позволить мне исполнить свой долг перед магистратом Лемберга. Я взял его на себя раньше, чем стал на службу вашей милости. Потому обещаю вернуться, чтобы стать перед лицом заслуженной кары.
Князь выслушал его, и дальше не скрывая удивления, а потом молча ушел, как будто не найдя, что ответить.
У курьера похолодела кров. Впервые ему показалось, что в этой задумке он перехитрил самого себя. Сейчас мудрец окажется в сырой Острожской тюрьме, откуда никакая сила не доставит полученное такой ценой королевское помилование до Львова. И не стоить будет и медяка все его путешествие, скитания, сражения и авантюры. Княжеская благодарность оказалась не такой великодушной, чтобы простить измену. В придачу Карбовник, положив ему руку на плечо, задумчиво молвил:
— Не угадаешь, брат, как повернется к тебе везение: или лицом, или задницей. Иди…
Тюрьма действительно оказалась сырой, как колодец, откуда еле просматривался клочок синего неба. Оно совсем не радовало пленника, а скорее угнетало, как гнетет одинокого волка недосягаемый месяц.
Медленно смеркалось, от чего стало еще паскуднее. Однако в темноте неожиданно пришло спасение. Двери тюрьмы заскрежетали, неохотно впуская внутрь двух мужчин, один держал в руке свечу, а в другой — саблю, отобранную у Христофа. Это были снова пан Сангушко и Карбовник.
— Его княжеская милость уверен, что наказание было достаточным, — тихо проговорил вельможа, протягивая вперед оружие, — вы больше не пленник. Впрочем, можете выполнить еще одну работу, чтобы окончательно загладить вину.
— Я готов выполнить все, чего жаждет от меня великий князь, — ответил курьер.
— Что ж, надо всего лишь рискнуть жизнью, вступив в бой с мадьярами, — ответил Сангушко, — должны освободить Софию Елецкую — а потом вы повезете ее во Львов, где попробуете спрятать как можно дальше от всех монархов на свете.
— С вашего дозволения, для такого дела я имею двух хороших помощников, — сказал Христоф.
— У нас сотня казаков и еще солдаты из Деражни, — усмехнулся вельможа, — но лишними они не будут. Хорошо.
— Должен попросить, чтобы ваша милость сдержали свое слово, — настоял курьер.
— Ладно, — Сангушко был несколько удивлен, — обещаю, кем бы не были эти люди, они смогут убивать мадьяр.
— Вы не пожалеете, — заверил Христоф, — это отважные воины.
Мужчины вышли во двор, где недавний пленник с наслаждением вдохнул ночной влажный воздух. Неподалеку уже собрались казаки, а за городскими стенами к ним присоединились солдаты во главе с Матвеем.
— Где же ваши смельчаки? — спросил вскоре у Христофа пан Сангушко, но тот в ответ попросил подождать.
Через час впереди появился небольшой костер, у которого грелись двое монахов. Заметив отряд, они выпрямились и, на всякий случай, стали в стороне.
— Может, это они? — хмыкнул Сангушко, — завзятые рубаки, о которых вы нам рассказывали, Христоф?
— Да, ваша милость, — ответил тот, — и поверьте, эти двое стоят двадцати.
— Нечего шутить, — разозлился шляхтич, — пусть они и дальше молятся за наши души…
— Пусть это делают настоящие монахи, — отозвался Казимир, сняв капюшон, — нам угодно другое дело, ваша милость.
Вслед за ним свой настороженный лик явил Орест.
— Черт возьми! — выругался вельможа, — видно, есть таки справедливость в этом мире, если вы живы. Что ж, присоединяйтесь к нам, коли ваша воля, господа наемники. Правда, мне неведомо, какой интерес вы можете иметь в этом деле, но черт с ним!
Вместо благодарности, на лицах Ореста и Казимира отразилось горячее желание свернуть этому пану шею, но они заставили себя поклониться и переместились в хвост отряда.
Через два часа вдали замелькали огни мадьярского лагеря. Местность там была выгодна для ночевки, хоть Христофу показалось, что она слишком доступна: можно было затаиться неподалеку за холмом и спокойно рассмотреть даже котелок на огне, не говоря уже про палатки и коней. Стражи, кроме нескольких спящих солдат, не было видно совсем, и пан Сангушко от удовольствия потер ладони.
— Замечательно, — промолвил он, — внезапно на них наскочим и еще вернемся обратно до завтрака.
— Не стоит спешить, ваша милость, — осторожно заметил курьер, — что-то тут не так. Слишком спокойно.
— Я согласен, — отозвался Матвей, — велите обследовать окрестности.
Шляхтич презрительно улыбнулся.
— Вижу, вы, ротмистр, все еще считаете себя Ганнибалом, — сказал Сангушко, — и, как по мне, тот дровосек, что вас постоянно сопровождает, гораздо храбрее своего пана…
Матвей смолчал, проглотив эту едкую обиду, хоть было видно, что удалось это ему нелегко.
— Я и мои солдаты готовы первыми кинуться на врага, — процедил он.
— Так и сделаем, — согласился шляхтич, — а казаки окружат лагерь плотным кольцом. Те бедолаги, небось, уснули, как мухи в дождь. Вот мы их и разбудим!
Атака началась в тот же миг, только Христоф и двое наемников, до сих пор выряженных в монахов, остались на месте. Зарядив каждый по два мушкета, они подались куда-то в темные заросли такой легкой и неслышной походкой, что вызвали бы зависть даже у местных котов, если бы те имели удовольствие за ними наблюдать.
Книга П. А. Загребельного посвящена нашим славным пограничникам, бдительно охраняющим рубежи Советской Отчизны. События в романе развертываются на широком фоне сложной истории Западной Украины. Читатель совершит путешествие и в одну из зарубежных стран, где вынашиваются коварные замыслы против нашей Родины. Главный герой книги-Микола Шепот. Это мужественный офицер-пограничник, жизнь и дела которого - достойный пример для подражания.
Повесть "Генерал, рожденный революцией" рассказывает читателю об Александре Федоровиче Мясникове (Мясникяне), руководителе минских большевиков в дни Октябрьской революции, способности которого раскрылись с особенной силой и яркостью в обстановке революционной бури.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Повесть приморского литератора Владимира Щербака, написанная на основе реальных событий, посвящена тинейджерам начала XX века. С её героями случается множество приключений - весёлых, грустных, порою трагикомических. Ещё бы: ведь действие повести происходит в экзотическом Приморском крае, к тому же на Русском острове, во время гражданской войны. Мальчишки и девчонки, гимназисты, начитавшиеся сказок и мифов, живут в выдуманном мире, который причудливым образом переплетается с реальным. Неожиданный финал повести напоминает о вещих центуриях Мишеля Нострадамуса.
Одна из повестей («Заложники»), вошедшая в новую книгу литовского прозаика Альгирдаса Поцюса, — историческая. В ней воссоздаются события конца XIV — начала XV веков, когда Западная Литва оказалась во власти ордена крестоносцев. В двух других повестях и рассказах осмысливаются проблемы послевоенной Литвы, сложной, неспокойной, а также литовской деревни 70-х годов.
«Юрий Владимирович Давыдов родился в 1924 году в Москве.Участник Великой Отечественной войны. Узник сталинских лагерей. Автор романов, повестей и очерков на исторические темы. Среди них — „Глухая пора листопада“, „Судьба Усольцева“, „Соломенная сторожка“ и др.Лауреат Государственной премии СССР (1987).» Содержание:Тайная лигаХранитель кожаных портфелейБорис Савинков, он же В. Ропшин, и другие.
Харьков 1930 года, как и положено молодой республиканской столице, полон страстей, гостей и противоречий. Гениальные пьесы читаются в холодных недрах театральных общежитий, знаменитые поэты на коммунальных кухнях сражаются с мышами, норовящими погрызть рукописи, но Город не замечает бытовых неудобств. В украинской драме блестяще «курбалесят» «березильцы», а государственная опера дает грандиозную премьеру первого в стране «настоящего советского балета». Увы, премьера омрачается убийством. Разбираться в происходящем приходится совершенно не приспособленным к расследованию преступлений людям: импозантный театральный критик, отрешенная от реальности балерина, отчисленный с рабфака студент и дотошная юная сотрудница библиотеки по воле случая превращаются в следственную группу.
Харьков, роковой 1940-й год. Мир уже захлебывается войной, уже пришли похоронки с финской, и все убедительнее звучат слухи о том, что приговор «10 лет исправительно-трудовых лагерей без права переписки и передач» означает расстрел. Но Город не вправе впадать в «неумное уныние». «Лес рубят – щепки летят», – оправдывают страну освобожденные после разоблачения ежовщины пострадавшие. «Это ошибка! Не сдавай билеты в цирк, я к вечеру вернусь!» – бросают на прощание родным вновь задерживаемые. Кинотеатры переполнены, клубы представляют гастролирующих артистов, из распахнутых окон доносятся обрывки стихов и джазовых мелодий, газеты восхваляют грандиозные соцрекорды и годовщину заключения с Германией пакта о ненападении… О том, что все это – пир во время чумы, догадываются лишь единицы.
Когда молодой следователь Володя Сосновский по велению семьи был сослан подальше от столичных соблазнов – в Одессу, он и предположить не мог, что в этом приморском городе круто изменится его судьба. Лишь только он приступает к работе, как в Одессе начинают находить трупы богачей. Один, второй, третий… Они изуродованы до невозможности, но главное – у всех отрезаны пальцы. В городе паника, одесситы убеждены, что это дело рук убийцы по имени Людоед. Володя вместе со старым следователем Полипиным приступает к его поиску.
…Харьков, 1950 год. Страну лихорадит одновременно от новой волны репрессий и от ненависти к «бездушно ущемляющему свободу своих трудящихся Западу». «Будут зачищать!» — пророчат самые мудрые, читая последние постановления власти. «Лишь бы не было войны!» — отмахиваются остальные, включая погромче радио, вещающее о грандиозных темпах социалистического строительства. Кругом разруха, в сердцах страх, на лицах — беззаветная преданность идеям коммунизма. Но не у всех — есть те, кому уже, в сущности, нечего терять и не нужно притворяться. Владимир Морской — бывший журналист и театральный критик, а ныне уволенный отовсюду «буржуазный космополит» — убежден, что все самое плохое с ним уже случилось и впереди его ждет пусть бесцельная, но зато спокойная и размеренная жизнь.