Людвисар. Игры вельмож - [6]

— Где мы?

— На Глинской дороге, — ответил епископ, — не волнуйтесь.

Бургомистр вздрогнул, перекрестился еще раз, бормоча:

— Староват я уже для таких прогулок…

— Я хочу только, чтобы вы кое-что увидели, — сказал Либер.

— Учитывая характер путешествия, могу себе представить, — ответил Шольц, снова крестясь.

— Не думаю…

— Я уверен…

— Прекратите!

— Что?..

— Хватит, вам говорю.

— Йезус Мария, да что?

— Перестаньте креститься, вы меня раздражаете, Якуб!

Бургомистр снова отвернулся к окошку. Оттуда на него посмотрела в ответ оскаленная лошадиная морда. Ему показалось, будто Якуб Шольц смотрел в тот момент на себя в кривое зеркало… Его нарядная сорочка промокла от пота, а от сквозняков, что пронизывали карету насквозь, становилось все холоднее. Он сожалел, что, изнуренный балом, снял камзол и, выходя на улицу, не прихватил его с собой.

Карета вдруг остановилась. Епископ открыл дверцу со своей стороны, кивнув бургомистру сделать то же самое. Они ступили на землю, и чей-то старческий голос поздоровался с его преосвященством.

— Благослови тебя Господи, сын мой, — ответил епископ, — ты могильщик?

— Так, отче…

— Награду получил?

— О, вашей щедрости нет предела!

— Тогда веди нас.

— Слушаюсь, ваше преосвященство… Сюда, за мной… Ой, осторожно, тут камень…

— Итак, мы идем на кладбище? — шепотом спросил бургомистр.

— Какой вы догадливый, Якуб, — бесцеремонно сказал епископ.

Шольцу снова стало горячо, как на балу, правда не слишком весело.

— Всемогущий Боже, там же хоронили умерших от чумы, — застонал он.

— Кто-то из них вас узнает? — скривил губы епископ.

Бургомистр не удержался и выругался искренне.

— Тсс, — зашипел могильщик, когда они приблизились к первому кресту, — слушайте…

Совсем недалеко слышалось чирканье заступа о землю, который время от времени наталкивался на камень и звонко при этом звенел.

— Кто-то кощунствует, — тихо произнес Шольц.

— Да, и не просто так, — ответил епископ, — и не просто «кто-то». Дождемся молнии, и вы попытаетесь узнать этих людей.

— Вы думаете, я должен их знать?

— Уверен. Подойдем ближе…

— Сюда, мои панове, — отозвался могильщик, напомнив о своем присутствии, — сюда. И пригнитесь…

Он затащил их за широченное дерево, которому вода изрядно подмыла корни и оно торчало теперь в темноте, как многоголовая гидра.

Трое замерли в своей засаде, прислушиваясь к ночному действу. Бургомистр, который имел лучшее зрение, до боли вытаращив глаза, постепенно начинал различать силуэт мужчины в белой сорочке. Этот изменчивый цвет не смогла скрыть даже темная, как сам дьявол, ночь.

— Что-то видите? — спросил епископ.

— Да, сдается… — ответил Шольц.

— Если мелькнет молния, — сказал Либер, — будьте готовы присмотреться как можно, должны узнать этих людей.

— Ладно, — пробормотал тот.

В тот же миг небо вспыхнуло, и проступила довольно ужасающая картина: лучи света запутались, как души умерших, в тумане, что окутывал серые каменные кресты, которые на миг отбросили резкие зловещие тени. Запахло заплесневелым потусторонним…

Среди этого мертвого мира на куче разрыхленной земли и камней стояли двое. Один был тот самый человек с лопатой, а рядом — женщина в темной фланельке поверх легкого платья.

— Ну? — выпалил нетерпеливо епископ, когда все снова покрылось тьмой.

Шольц молчал и только тяжело дышал. Несмотря на туман, он хорошо разглядел две знакомые ему фигуры.

— Говорите же! — сердито приказал епископ.

Новый раскат грома спас бургомистра от ответа. Глаза Либера горели в темноте, как глаза Сатаны, нещадно испепеляя его адским пламенем.

— Не разглядел, — застонал Шольц, — так неожиданно… эта молния…

— Нечего ныть, вы узнали этих людей? — начал терять терпение епископ.

— Не уверен…

— По меньшей мере, — вдруг изменил тон Либер, — я знаю этих двоих! Женщина — ведьма, а мужчина — еретик. И вы видели там, у них, разрытую могилу, ведь так?

— Да, — выдавил из себя бургомистр.

Листва вверху вдруг зашелестела, и крупные капли холодного ночного дождя скатились им по лицам.

— Пойдем отсюда, — умоляюще сказал Шольц, — на мне только сорочка.

Епископ накинул на голову капюшон, и они вышли с кладбища той же дорогой, которой сюда пришли. Между тем гроза становилась все сильнее, и когда они достигли кареты, то уже утопали в грязи.

— Тебе есть где спрятаться, сын мой? — спросил у могильщика епископ.

— За меня не беспокойтесь, ваше преосвященство, — ответил тот, — у меня тут халабуда недалеко — до утра пережду…

— Тогда прощай и на вот…

Он протянул могильщику несколько монет.

— Что вы, — замялся тот. — Его преосвященство так щедры…

Бургомистр прикусил губу и влез в карету, епископ за ним. Они были похожи теперь на двух промокших псов, что искоса поглядывали друг на друга. Карета тяжело двинулась и медленно поползла, словно большой слизняк. Кони надрываясь тащили ее по размокшей глине, едва не чиркая мордами о землю. Лишь пятеро улыбающихся охранников в шлемах, казалось, не обращали внимания на погоду. Их кони терпеливо месили копытами грязь, идя вдоль кареты, возможно, искренне сочувствуя запряженным в нее товарищам. Хоть было еще темно и, учитывая грозу, восход должен был наступить еще нескоро, охранники уже открыли ворота и опустили подъемный мост. Четверо всадников повернули и двинулись назад в предместье, а карета загрохотала по мостовым доскам. Подозрительно всматриваясь в возницу, двое цепаков загородили им дорогу. Один подошел к дверцам и резко их открыл. Навстречу ему Либер ткнул руку с перстнем, и тот мигом ее поцеловал. Даже промокший, как пес, в городе епископ имел немалую власть.