Людвисар. Игры вельмож - [5]

Шрифт
Интервал

Лунный диск, что несколько часов назад осветил дорогу поэту, уже спрятался в свинцовую бездну грозовых облаков, которые крепко держали небеса в своих широких объятиях, иногда вспыхивая где-то вдали молниями.

Однако Якуб Шольц и гости не обращали внимания ни на небо, ни на густую тьму вокруг… Стоя на улице, бургомистр любезно прощался с молодой парой, которая, последний раз расцеловав хозяина города, села в карету. С полчаса Шольц давал указания кучеру о том, как правильно дергать за вожжи, едучи прямо или заворачивая, чтобы господ не трясло и не кидало в карете, потому что это не бочки с капустой. В конце концов, даже у коней лопнуло терпение и они понемногу начали трогаться, оставив бургомистра с улыбкой на раскрасневшемся, как свекла, лице.

Неожиданно сквозь густой, как кисель, воздух донесся из предместья протяжный собачий вой. Улыбка Шольца в тот же миг сникла. Бургомистр, взглянув на лакея, что стоял рядом с фонарем, многозначительно хмыкнул и двинулся к дверям. Вдруг, вслед за воем, раздался чей-то голос, аж присутствующие стали на колени и перекрестились. Фонарь в руке слуги замигал и едва не упал на землю.

— Подождите…

Из темноты на дрожащий свет вышел человек в сутане, на ходу продолжив:

— …сын мой.

Монах — это был епископ Либер — поднял капюшон, явив на свет худые и жесткие черты.

— Ваше преосвященство, — прохрипел наконец бургомистр, — я не ожидал…

— Успокойтесь, Шольц, я не на бал. Отпустите лакея и идите со мной, — перебил его епископ.

— Но… куда?

— Делайте, что говорю. Увидите.

Бургомистр знаком отпустил лакея и шагнул к епископу. Либер снова натянул на голову капюшон и ступил во тьму.

— Сын мой, — сказал он, — не угодно ли вам совершить маленькую прогулку на Лычаков?

— Куда? — ошарашенно воскликнул бургомистр. — Разве это не может подождать до утра?

— Не может, — твердо ответил епископ. — Однако не беспокойтесь, за воротами нас ждет карета.

— Вы что, заставите цепаков открыть для вас ворота? — не унимался Шольц.

— Почему же, мы выйдем через калитку…

— Но тогда надо спешить.

Из-за угла Скотской блеснул огонь факела и осветил фигуру человека, державшего его в руках.

— Нам туда, — сказал Либер.

Осторожно ступая по неровной мостовой, они двинулись на свет и у бургомистра вдруг кровь застыла в жилах. Огонь осветил дьявольскую улыбку на шлеме, что прятал голову незнакомца. Такие шлемы называли «чертова личина». Темные глазницы и щель улыбающегося рта возникли так внезапно, что вопль не удержался в горле Шольца.

— Не пугайтесь, — успокоил епископ, — это наш слуга и охранник. За стенами нас ждут еще несколько таких «весельчаков».

Бургомистр тяжело дышал. Сердце его рвалось из груди, будто хотело обратно, к дому, где утихал банкет. Якуб Шольц вдруг совсем протрезвел.

Незнакомец извлек из-под длинного плаща короткий меч и двинулся вперед. За ним шаг в шаг шли два самых могущественных мужа города: бургомистр и епископ. Заспанный часовой вгляделся в их лица и, смерив недоверчивым взглядом незнакомца, приоткрыл калитку.

Через широченный ров был перекинут деревянный мостик. Осторожно ступая, трое мужчин добрались до другой, низшей стены, за которой был еще один ров и высокий вал.

Когда наконец бургомистр, пыхтя, как загнанная борзая, ступил на ровную землю, на ратуше пробило две четверти после трех ночи.

— Черт возьми, — ругался раздосадованный Шольц, — гораздо проще было бы добраться сюда через ворота…

— Тише, — спокойно приказал епископ, — никто не должен знать о нашем путешествии.

— Черт! — не утихомиривался бургомистр, у которого от страха перед епископом мозгов не осталось ни следа. — А как же часовой?

— Если бы мы двинулись через ворота, стражей было бы шестеро. Чем меньше, тем лучше. Вы понимаете? — сказал Либер.

— Нет, ваше преосвященство, — обалдело ответил Шольц.

— Я имел в виду, что мы с вами — слишком уважаемые люди, чтобы дать пищу слухам. Но нас ждут…

Из темноты действительно доносилось конское ржание и приглушенные человеческие голоса. «Черт побери, — подумал бургомистр, — я не удивлюсь, если там собралась группа кентавров». В небе вдруг полыхнула молния, выхватив из темноты запряженную парой лошадей карету и четырех мужчин в таких же зловещих шлемах, что и незнакомец. Неподалеку стояло четверо лошадей, пощипывая траву. Четыре дьявольские улыбки повернулись к прибывшим и замерли в беззвучном приветствии.

— Вижу, вы позаботились о безопасности, — заметил с потаенной радостью Шольц.

Епископ снял с головы капюшона и ехидно улыбнулся, став похожим на остальных участников этого ужасающего действа. Однако едва он собрался ответить, как воздух содрогнулся от мощного удара грома и напуганного ржания лошадей. В этом грохоте голос Либера растворился, бургомистру оставалось только догадываться о сказанном.

— Простите, я не понял, — сказал он.

Либер нервно отмахнулся и снова спрятал голову под капюшон. Похоже, повторять сказанное епископ не имел желания. Они сели в карету, их спутник натянул вожжи. Через некоторое время, миновав бездорожье, они выехали на ровную дорогу.

Шольц прилип глазами к окошку кареты, но мог разглядеть лишь темный силуэт всадника, что ехал сбоку. Бургомистр трижды перекрестился и жалобно проговорил:


Рекомендуем почитать
Страстотерпцы

Новый роман известного писателя Владислава Бахревского рассказывает о церковном расколе в России в середине XVII в. Герои романа — протопоп Аввакум, патриарх Никон, царь Алексей Михайлович, боярыня Морозова и многие другие вымышленные и реальные исторические лица.


Чертово яблоко

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Углич. Роман-хроника

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Большая судьба

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Превратности судьбы

«Тысячи лет знаменитейшие, малоизвестные и совсем безымянные философы самых разных направлений и школ ломают свои мудрые головы над вечно влекущим вопросом: что есть на земле человек?Одни, добросовестно принимая это двуногое существо за вершину творения, обнаруживают в нем светочь разума, сосуд благородства, средоточие как мелких, будничных, повседневных, так и высших, возвышенных добродетелей, каких не встречается и не может встретиться в обездушенном, бездуховном царстве природы, и с таким утверждением можно было бы согласиться, если бы не оставалось несколько непонятным, из каких мутных источников проистекают бесчеловечные пытки, костры инквизиции, избиения невинных младенцев, истребления целых народов, городов и цивилизаций, ныне погребенных под зыбучими песками безводных пустынь или под запорошенными пеплом обломками собственных башен и стен…».


Откуда есть пошла Германская земля Нетацитова Германия

В чём причины нелюбви к Россиии западноевропейского этносообщества, включающего его продукты в Северной Америке, Австралии и пр? Причём неприятие это отнюдь не началось с СССР – но имеет тысячелетние корни. И дело конечно не в одном, обычном для любого этноса, национализме – к народам, например, Финляндии, Венгрии или прибалтийских государств отношение куда как более терпимое. Может быть дело в несносном (для иных) менталитете российских ( в основе русских) – но, допустим, индусы не столь категоричны.


Фуэте на Бурсацком спуске

Харьков 1930 года, как и положено молодой республиканской столице, полон страстей, гостей и противоречий. Гениальные пьесы читаются в холодных недрах театральных общежитий, знаменитые поэты на коммунальных кухнях сражаются с мышами, норовящими погрызть рукописи, но Город не замечает бытовых неудобств. В украинской драме блестяще «курбалесят» «березильцы», а государственная опера дает грандиозную премьеру первого в стране «настоящего советского балета». Увы, премьера омрачается убийством. Разбираться в происходящем приходится совершенно не приспособленным к расследованию преступлений людям: импозантный театральный критик, отрешенная от реальности балерина, отчисленный с рабфака студент и дотошная юная сотрудница библиотеки по воле случая превращаются в следственную группу.


Преферанс на Москалевке

Харьков, роковой 1940-й год. Мир уже захлебывается войной, уже пришли похоронки с финской, и все убедительнее звучат слухи о том, что приговор «10 лет исправительно-трудовых лагерей без права переписки и передач» означает расстрел. Но Город не вправе впадать в «неумное уныние». «Лес рубят – щепки летят», – оправдывают страну освобожденные после разоблачения ежовщины пострадавшие. «Это ошибка! Не сдавай билеты в цирк, я к вечеру вернусь!» – бросают на прощание родным вновь задерживаемые. Кинотеатры переполнены, клубы представляют гастролирующих артистов, из распахнутых окон доносятся обрывки стихов и джазовых мелодий, газеты восхваляют грандиозные соцрекорды и годовщину заключения с Германией пакта о ненападении… О том, что все это – пир во время чумы, догадываются лишь единицы.


Короли Молдаванки

Когда молодой следователь Володя Сосновский по велению семьи был сослан подальше от столичных соблазнов – в Одессу, он и предположить не мог, что в этом приморском городе круто изменится его судьба. Лишь только он приступает к работе, как в Одессе начинают находить трупы богачей. Один, второй, третий… Они изуродованы до невозможности, но главное – у всех отрезаны пальцы. В городе паника, одесситы убеждены, что это дело рук убийцы по имени Людоед. Володя вместе со старым следователем Полипиным приступает к его поиску.


Смерть у стеклянной струи

…Харьков, 1950 год. Страну лихорадит одновременно от новой волны репрессий и от ненависти к «бездушно ущемляющему свободу своих трудящихся Западу». «Будут зачищать!» — пророчат самые мудрые, читая последние постановления власти. «Лишь бы не было войны!» — отмахиваются остальные, включая погромче радио, вещающее о грандиозных темпах социалистического строительства. Кругом разруха, в сердцах страх, на лицах — беззаветная преданность идеям коммунизма. Но не у всех — есть те, кому уже, в сущности, нечего терять и не нужно притворяться. Владимир Морской — бывший журналист и театральный критик, а ныне уволенный отовсюду «буржуазный космополит» — убежден, что все самое плохое с ним уже случилось и впереди его ждет пусть бесцельная, но зато спокойная и размеренная жизнь.