Людвисар. Игры вельмож - [40]

Шрифт
Интервал

— Чего же ты так сник, миленький? — сказала она, кладя руки ему на плечи. — Этого много для тебя?

Красавица игриво колыхнула персями. Орест, не сводя с нее глаз, нащупал рукой кружку и одним глотком осушил все, что в ней осталось.

— А мне не предложишь?

Вместо ответа он крепко схватил ее за стан и привлек к себе.

— Ты что, дурачок, собираешься справиться тут? — засмеялась она.

— Ага ж, именно тут, на столе, чтобы не насмехалась…

— Погоди…

Она уперлась так, что парень разомкнул объятия.

— Я знаю лучше место, иди за мной, — властно шепнула она.

Орест подчинился, но ноги его еле слушались. Она, качая бедрами, пошла впереди, а он поволокся вслед, пьянея от одной мысли.

Когда двери за ними захлопнулись, Казимир, нащупав кинжал, почапал к хозяину. Тот испуганно сгорбился и виновато опустил глаза. Постоялец улыбнулся и как можно мягче промолвил ему:

— У тебя вкусная еда, хоть место отвратительное…

— Благодарю, пане…

— Покажи комнату, которую я заказал.

— Охотно, пане. Идем…

Пришлось лезть на чердак, куда вел узкий и темный проход между деревянными стенами. Пахло сеном и пылью, снизу доносилось фырканье коней. Очевидно, чердак находился над конюшней. Единственное маленькое окошко в конце прохода выказывало, что на дворе уже была звездная августовская ночь.

— Ты забыл свечу, — сердито молвил Казимир.

— Простите, — пролепетал хозяин и дернул какие-то двери.

Они оказались закрытыми.

— Тут должна быть ваша комната, — растерянно добавил он.

— Разве ты не имеешь ключа? — спросил наемник.

— Имею, но внизу… Я мигом возьму и поднимусь снова. Пан подождет лишь миг…

— Тьфу!

— Да прихвати свечу, болван!

— Как прикажете! — донеслось уже с лестницы.

Хозяин исчез.

Казимир выругался и устало оперся на запертые двери. Из окошка пахнуло прохладой и сладким запахом реки. Он смотрел в звездное небо и вдруг улыбнулся прищурившись. Ему показалось, что в них видны длинные тонкие лучи, и они щекочут ему глаза, нос, губы… И на вкус — сладкие-пресладкие, аж дурно… Он глубоко вдохнул, попытавшись прогнать эту негу. Зашумело в ушах и заслезилось в глазах, но нега не исчезала.

«Где же этот слизняк?» — подумалось ему.

Будто в ответ кто-то огрел его палкой по плечу. Ударить собирались, видимо, по голове, но в темноте плохо прицелились. Наемник завыл от боли и, выхватив из-за пояса кинжал, взмахнул впереди себя. Удар был на удивление удачным: кто-то захрипел, как бык на забое, а в лицо Казимиру брызнуло кровью. Он взмахнул во второй раз, но на этот раз мимо.

— Сукины дети, — процедил Казимир, разглядев в темноте две фигуры.

Кто-то схватил его за руку и, наткнувшись на острое лезвие, яростно застонал, но не отпустил. Еще двое рук сомкнулись на его шее. Теперь надо ждать решающего удара, или же его задушат, как волка. Если бы только ослабить удавку! Было бы им тогда не до шуток… Но, похоже, никто не подарит ему жизнь. «Конец, — мелькнула у него мысль, когда в висках уже стучало так, что они, казалось, вот-вот треснут. — И почему та русая хвойда (проститутка) выбрала не меня?»

Неожиданно двери за его спиной резко приоткрылись, и все трое ввалились в темную комнату.

Появилась еще одна фигура с кривой саблей в руке.

— Ради Бога! — прохрипел Казимир. — Рубаните нападающего!

— Охотно, — спокойно ответил кто-то с мадьярским акцентом и мигом выполнил просьбу.

Душитель, который остался теперь один, попытался вскочить на ноги, но было поздно: итальянский кинжал по самую рукоять застрял в его спине. Нападающий на миг замер, а потом простерся внизу.

— Блестяще, — похвалила фигура, — мастера видно даже в темноте.

— Что? — переспросил наемник, хватая ртом воздух, как выброшенный на берег окунь. Он встал на одно колено и принялся разминать негнущуюся шею.

— Говорю, что крови — как на бойне, — было уточнение, — но ведь ночевать тут не мне.

— Если бы не вы, я ночевал бы на том свете, — благодарно ответил Казимир, вставая наконец на ноги. — Чем я могу услужить вам?

— Пожелайте доброй дороги, — коротко бросил тот.

— Как? Вы собираетесь отправиться сейчас, среди ночи?

— Именно так, у меня мало времени.

Вдруг послышались чьи-то шаги, и в комнату влился тусклый свет. В дверях появился хозяин со свечой.

— Ключа нет… — промямлил он.

— Вот ключ, — сказал мадьяр.

То был невысокий шляхтич в доломане, небрежно наброшенном на плечи и застегнутом на петлицу. Над его лбом лихо сидела шапка, украшенная полосатым соколиными перьями.

— Ваша жена была такой доброй, — обратился он к хозяину, — что позволила мне остаться еще на один вечер. — Но теперь я вас вынужден покинуть.

— Ну, а я спрошу у нашего гостеприимного хозяина, откуда взялись эти трое. — Казимир взялся за оружие. — Кто вы?!

Тогда по очереди ткнул пальцем в заколотого, зарубленного, и еще на один труп.

— Мой пане, видит Бог, не ведаю! — заскулил тот, и свеча в его руках запрыгала, как сумасшедшая, разбрызгивая вокруг жидкий горячий воск.

— Дружище, — ласково обратился путешественник к Казимиру, — позвольте вас заверить, что этот бедняга навряд ли виноват. Видимо, вы легкомысленно продемонстрировали присутствующим свой кошелек, вот и привлекли негодяев… Волынь, черт побери, небезопасная земля для порядочных людей.


Рекомендуем почитать
Деды и прадеды

Роман Дмитрия Конаныхина «Деды и прадеды» открывает цикл книг о «крови, поте и слезах», надеждах, тяжёлом труде и счастье простых людей. Федеральная Горьковская литературная премия в номинации «Русская жизнь» за связь поколений и развитие традиций русского эпического романа (2016 г.)


Испорченная кровь

Роман «Испорченная кровь» — третья часть эпопеи Владимира Неффа об исторических судьбах чешской буржуазии. В романе, время действия которого датируется 1880–1890 годами, писатель подводит некоторые итоги пройденного его героями пути. Так, гибнет Недобыл — наиболее яркий представитель некогда могущественной чешской буржуазии. Переживает агонию и когда-то процветавшая фирма коммерсанта Борна. Кончает самоубийством старший сын этого видного «патриота» — Миша, ставший полицейским доносчиком и шпионом; в семье Борна, так же как и в семье Недобыла, ощутимо дает себя знать распад, вырождение.


На всю жизнь

Аннотация отсутствует Сборник рассказов о В.И. Ленине.


Апельсин потерянного солнца

Роман «Апельсин потерянного солнца» известного прозаика и профессионального журналиста Ашота Бегларяна не только о Великой Отечественной войне, в которой участвовал и, увы, пропал без вести дед автора по отцовской линии Сантур Джалалович Бегларян. Сам автор пережил три войны, развязанные в конце 20-го и начале 21-го веков против его родины — Нагорного Карабаха, борющегося за своё достойное место под солнцем. Ашот Бегларян с глубокой философичностью и тонким психологизмом размышляет над проблемами войны и мира в планетарном масштабе и, в частности, в неспокойном закавказском регионе.


Гамлет XVIII века

Сюжетная линия романа «Гамлет XVIII века» развивается вокруг таинственной смерти князя Радовича. Сын князя Денис, повзрослев, заподозрил, что соучастниками в убийстве отца могли быть мать и ее любовник, Действие развивается во времена правления Павла I, который увидел в молодом князе честную, благородную душу, поддержал его и взял на придворную службу.Книга представляет интерес для широкого круга читателей.


Северная столица

В 1977 году вышел в свет роман Льва Дугина «Лицей», в котором писатель воссоздал образ А. С. Пушкина в последний год его лицейской жизни. Роман «Северная столица» служит непосредственным продолжением «Лицея». Действие новой книги происходит в 1817 – 1820 годах, вплоть до южной ссылки поэта. Пушкин предстает перед нами в окружении многочисленных друзей, в круговороте общественной жизни России начала 20-х годов XIX века, в преддверии движения декабристов.


Фуэте на Бурсацком спуске

Харьков 1930 года, как и положено молодой республиканской столице, полон страстей, гостей и противоречий. Гениальные пьесы читаются в холодных недрах театральных общежитий, знаменитые поэты на коммунальных кухнях сражаются с мышами, норовящими погрызть рукописи, но Город не замечает бытовых неудобств. В украинской драме блестяще «курбалесят» «березильцы», а государственная опера дает грандиозную премьеру первого в стране «настоящего советского балета». Увы, премьера омрачается убийством. Разбираться в происходящем приходится совершенно не приспособленным к расследованию преступлений людям: импозантный театральный критик, отрешенная от реальности балерина, отчисленный с рабфака студент и дотошная юная сотрудница библиотеки по воле случая превращаются в следственную группу.


Преферанс на Москалевке

Харьков, роковой 1940-й год. Мир уже захлебывается войной, уже пришли похоронки с финской, и все убедительнее звучат слухи о том, что приговор «10 лет исправительно-трудовых лагерей без права переписки и передач» означает расстрел. Но Город не вправе впадать в «неумное уныние». «Лес рубят – щепки летят», – оправдывают страну освобожденные после разоблачения ежовщины пострадавшие. «Это ошибка! Не сдавай билеты в цирк, я к вечеру вернусь!» – бросают на прощание родным вновь задерживаемые. Кинотеатры переполнены, клубы представляют гастролирующих артистов, из распахнутых окон доносятся обрывки стихов и джазовых мелодий, газеты восхваляют грандиозные соцрекорды и годовщину заключения с Германией пакта о ненападении… О том, что все это – пир во время чумы, догадываются лишь единицы.


Короли Молдаванки

Когда молодой следователь Володя Сосновский по велению семьи был сослан подальше от столичных соблазнов – в Одессу, он и предположить не мог, что в этом приморском городе круто изменится его судьба. Лишь только он приступает к работе, как в Одессе начинают находить трупы богачей. Один, второй, третий… Они изуродованы до невозможности, но главное – у всех отрезаны пальцы. В городе паника, одесситы убеждены, что это дело рук убийцы по имени Людоед. Володя вместе со старым следователем Полипиным приступает к его поиску.


Смерть у стеклянной струи

…Харьков, 1950 год. Страну лихорадит одновременно от новой волны репрессий и от ненависти к «бездушно ущемляющему свободу своих трудящихся Западу». «Будут зачищать!» — пророчат самые мудрые, читая последние постановления власти. «Лишь бы не было войны!» — отмахиваются остальные, включая погромче радио, вещающее о грандиозных темпах социалистического строительства. Кругом разруха, в сердцах страх, на лицах — беззаветная преданность идеям коммунизма. Но не у всех — есть те, кому уже, в сущности, нечего терять и не нужно притворяться. Владимир Морской — бывший журналист и театральный критик, а ныне уволенный отовсюду «буржуазный космополит» — убежден, что все самое плохое с ним уже случилось и впереди его ждет пусть бесцельная, но зато спокойная и размеренная жизнь.