Людовик XV и его эпоха - [5]

Герцог с довольно большим терпением перенес это несчастье, но де Берри никогда не мог простить себе этого нечаянного случая и постоянно сожалел о герцоге.

Что касается морального портрета герцога Бурбонского, то мы можем сказать только то, что герцог был человеком весьма вежливым и любезным, умел жить по-царски, любил себя показать, имел мало ума и образованности, но зато был большим политиком и бережлив до скупости. Он сберег – наполовину со своей матерью, жившей публично с Жаком Лассе, – более 250 миллионов франков.

Герцог был весьма страстен; он без ума был влюблен в госпожу де Нель, которая вскоре сменила его на принца Субиза. Герцог был в отчаянии. Слух, распространившийся по городу об отчаянии герцога, дошел и до ушей нового обожателя.

– Зачем же герцогу так печалиться, черт возьми, – говорил принц Субиз, – если я позволил госпоже де Нель разделять с ним ее любовь ко мне?

Это позволение нисколько, однако, не утешило герцога Бурбонского, и только тогда он перестал скучать по госпоже де Нель, когда снова влюбился. Предметом его второй страсти была маркиза При.

Герцог был женат, и женат по воле Людовика XIV. Однажды Людовик XIV предписал брак герцога с принцессой Конти, а принца Конти – со старшей дочерью герцогини Бурбонской, сестрой герцога.

Обе матери никак не хотели согласиться на этот брак, но, известно, если Людовик XIV чего желал, то желал самостоятельно: он приказывал, повелевал. Принцесса Конти и герцогиня Бурбонская должны были покориться королевской воле. Впрочем, заключение этих двух браков обошлось королю в 500 000 ливров:

150 000 ливров он пожертвовал герцогу и столько же принцу, а принцессе и герцогине, невестам их, дал каждой по 100 000 ливров.

Еще до вступления в брак их детей между обеими принцессами существовала большая вражда и ненависть. После этого брака они еще сильнее возненавидели друг друга.

Герцогиня Бурбонская любила напиваться каждый день пьяной: этот обычай еще при Людовике XIV был принят почти всеми знатнейшими дамами его двора. Принцесса Конти называла ее бездонной бочкой. Герцогиня отомстила ей за это по-своему – сочинила на нее песню такого содержания:

Pourquoi

Vous en prendre a moi,

Princesse?

Pourquoi

Vous en prendre a moi?

Vous aije ote la tendresse

De quelque garde du roi?

Pourquoi

Vous en prendre a moi,

Princesse?

Pourquoi

Vous en prendre a moi?

De votre gout la bassesse,

Vaut-il Ie vin queje bois?

Pourquoi

Vous en prendre a moi,

Princesse?

Pourquoi

Vous en prendre a moi?

За что вам на меня сердиться,

Принцесса? Я дивлюсь тому.

За что вам на меня сердиться?

Мешаю разве я кому

За вами волочиться?

За что вам на меня сердиться,

Принцесса? Я дивлюсь тому.

За что вам на меня сердиться?

Ведь к винам вкусу моему

Ваш вкус в сравненье не годится!

За что вам на меня сердиться,

Принцесса? Я дивлюсь тому.

За что вам на меня сердиться?

Вообще, нужно заметить, герцогиня считалась известной в то время сатирической стихотворицей. Стихи ее, всегда так нравившиеся Людовику XIV, были бичом для всех окружавших ее. Принцесса Палатинская утверждала, что герцогиня была дочерью не Людовика XIV, а маршала Ноайля, и говорила, что знает это наверняка от одного из офицеров королевского конвоя, по имени Бетендорф, который, находясь в карауле в Версале, сам видел, как вошел вечером к маркизе Монтеспан маршал Ноайль.

Маршал вышел от маркизы только на другой день утром, и через девять месяцев после этого визита, как утверждала всегда принцесса Палатинская, Монтеспан родила дочь – герцогиню Бурбонскую.

Но перейдем к Людовику XV. Юный король, только что достигнувший своего совершеннолетия, не хотел, казалось, и думать, что он король Франции. Он был робок и застенчив до неловкости, малоречив до неприличия. Единственным его удовольствием была охота. И в день охоты, возвращаясь во дворец вечером, король давал ужин, к которому созывались не только все участвовавшие с ним в охоте, но и особы, приглашенные по списку. Эти списки читались по возвращении короля с охоты перед всеми придворными – те, которые были приглашены, то есть помещены в список, оставались при короле, неприглашенные же удалялись. Заметим здесь, что одной из прихотей или, лучше сказать, фантазий Людовика XV всегда было оставлять людей, окружавших его, в долгом сомнении и наслаждаться беспокойством и недоумением их.

Король к этикету двора своего предка, престол которого принял, прибавил разделение входов в свои покои. Это были: входы домашние, входы парадные, входы по праву и входы кабинетные.

Тот, кто имел право на вход домашний, мог находиться у постели короля во время его вставания и отхода ко сну. Это право дано было всем принцам крови, исключая принца Конти; кроме того, это право дано было епископу Фрежюсу, герцогу Шаросту, герцогине Вантадур и кормилице короля.

Камер-юнкеры имели входы кабинетные, когда король хотел вставать с постели.

Входы по праву были учреждены только для поклонов и приветствий королю, вставшему с постели и облачившемуся в свой халат.

Наконец, парадные входы, когда король, сидя в креслах, принимал своих придворных.

Вечером, при отходе короля ко сну, правила этих входов были те же, что и утренние, с той лишь разницей, что когда говорили: