Людовик XIV, король-артист - [42]

Все идет в точности так, как и в большом дворце: вот почему поворот к Трианону позволяет нам, благодаря более точным документам, четче уяснить себе, как рождался дворец.

Версаль (III)

А теперь вернемся на пятнадцать лет назад, в 1669 год, когда строительство Версаля подошло к отчетливому рубежу. Мы обнаружим, что ход событий подобен описанному нами по документам, в которых речь шла о Трианоне. В данный момент задача, по словам Перро, в том, чтобы расширить дворец, к которому король привязан. «Людовик XIV совершил несколько прогулок [нужно понимать: несколько выездов] в Версаль, украсив его картинами, чтобы сделать его более приятным и придать ему все мыслимое совершенство. Едва это было закончено и господин Кольбер был рад, что теперь он может наведываться сюда лишь два-три раза в год, с инспекциями на предмет ремонта, король принял решение прибавить несколько зданий, чтобы там можно было удобно разместиться вместе с советом в течение нескольких дней».

Неужели все надо сносить? Разумеется, нет: король испытывает к «маленькому дворцу» чувства, очень похожие на те, что привязывают его к Фарфоровому Трианону. «Начали, — продолжает Перро, — с нескольких зданий, которые, будучи наполовину построенными, не понравились и сразу же были снесены». Импровизируют, как с Трианоном. Людовик XIV воспринимал архитектуру только в реальном масштабе. Крыши Трианона на бумаге не казались ему несоразмерными — но показались такими, когда он увидел их воочию. И только тогда

он принял решение и приказал, чтобы их разобрали. То же самое здесь: то строят, то ломают.

«Затем возвели три жилых крыла, которые окружают маленький дворец и обращены к саду». Это «оболочка» Лево, сделанная вначале: два крыла по обеим сторонам маленького дворца оканчиваются двумя павильонами в саду и связаны между собой террасой. Справа — апартаменты короля, слева — королевы. Двор не меняется: дело не в нем. И тут возникает главное: «Когда три жилых крыла по проекту Лево были построены, нашли, что маленький дворец не симметричен и никак не соответствует новых зданиям. Королю предложили снести маленький дворец и построить на его месте здания, подобные и симметричные уже построенным».

Что происходит в этот момент? «Но Король не захотел с этим согласиться», — говорит Перро. «Но есть это сделанное Королем большое публичное заявление о сносе маленького дворца», — говорит Кольбер. И тот, и другой, без сомнения, говорят правду. Перед лицом Кольбера, выступившего единым фронтом с архитекторами и твердо решившего не оставить камня на камне от этой скверной устаревшей постройки, король на момент дрогнул. Он кажется побежденным, он «публично» объявляет, что маленький дворец снесут, затем меняет мнение: текст Перро позволяет нам ощутить всю напряженность спора. Король говорит «с некоторым раздражением» (что на языке XVII века есть эвфемизм: на самом деле король крайне возбужден), и слова, которые он произносит, выдают потерю хладнокровия, столь редкую для Короля-Солнца, который становится почти агрессивным: «...можно снести все, что было, но что он восстановит дворец в прежнем виде и ничего там не поменяет». Слова, которыми он заканчивает свою речь, выражают упрямую настойчивость, в них читаются досада, нетерпение, почти раздражение, достаточно редкие в тех немногочисленных фразах, которые остались нам от Людовика в повседневной жизни.

Дальнейшее исключительно. События запечатлены в шести чертежах, сохранившихся в Национальном Архиве. Траектория, ведущая от первого к последующим, столь ясна, столь красноречива, что когда рассматриваешь их, кажется, что будто шаг за шагом присутствуешь при борьбе, в которой противостоят друг Другу две упрямые воли, одна из которых каждый раз еше чуть-чуть уступает.

К сожалению, чертежи не датированы. Чтобы понять их логику, нужно исходить из того, каким Мраморный двор образца 1674 года представлен на гравюре Сильвестра, где снова обнаруживается основная часть дворца Людовика XIII.

Первый чертеж показывает исходную позицию, до взаимных уступок. Если король хочет, чтобы мы сохранили фасад маленького дворца, мы его сохраним. Это влечет за собой серьезные последствия: план в основе неизменен; фасад в глубине Мраморного двора — узник крыльев. При всем при том нужно придать этому фасаду больше торжественности. Поэтому на месте пяти скромных окон, которые давали все освещение, открывают семь больших; прорубают полную арку на втором этаже, ради большего изящества.

Но сверх того, фасад поднимают на один этаж («все прекрасные здания должны быть подняты...») так, чтобы его высота соответствовала высоте нового фасада со стороны парка. Ликвидировали сланцевую кровлю «на французский манер», чтобы согласовать ее с другими сторонами фасада или, во всяком случае, зная, что Его Величество любит итальянские балюстрады: вот подобная, украшенная статуями. Заново объединили три центральные окна выступом, облагороженным пилястрами и увенчанным треугольным фронтоном.

Наконец, необходимая символика купола: корона придает дворцу должную величественность. Все похоже на Тюильри — все будет внушительным и мощным, покоясь на нарядном цоколе, целиком украшенном, пронзенном тремя круглыми отверстиями и фланкированном скульптурными группами; так дворцу Его Величества придается высшее благородство.