Людовик и Елизавета - [50]

«Это надо запомнить и принять к сведению!» – подумал Суврэ.

– Но подумай сам, кто же пойдет на службу к такому королю, который в награду за долголетнюю службу сажает старика в крепость! Вот в том-то и дело, что это не так легко разрешить. Я просто в отчаянии – что я ни сделаю, будет плохо! Суврэ! Если ты – истинный друг мне, то должен посоветовать, как мне быть!

– Ваше величество, – сказал Суврэ, – для меня этот вопрос так неожидан, что я не могу сразу охватить его. Но ведь нет никакой необходимости теперь же решать его? Если осмелятся приставать к вам и далее с этим, то вы можете ссылаться на то, что еще не успели решить это. Вы, дескать, так огорчены смертью близкого друга, что вам ненавистна самая мысль о необходимости «делить ризы его»!

– А ведь, ей-богу, так оно и есть, Суврэ! – воскликнул король, обрадованный, что ему подсказывают столь удобную увертку. – Но продолжай, милый Анри, продолжай!

– Если же в это время не удастся прийти к решению, как примирить все три домогающиеся стороны, то, чтобы не обижать ни одной из них, вашему величеству лучше всего будет назначить на должность покойного Тремуйля не одного из трех предложенных кандидатов, а кого-нибудь четвертого!

– Честное слово, ты молодец, Суврэ! – с жаром вскричал король. – Вот уж не раскаиваюсь, что открылся тебе! Ты совершенно прав! Если в это время мне не удастся склониться на чью-нибудь сторону, то я назначу камер-юнкером того, за кого ровно никто не просит! Но время терпит, мы еще подумаем! Теперь далее, Суврэ, мои затруднения далеко еще не кончились! – Король налил себе стакан вина, залпом выпил его и продолжал: – Надо тебе сказать, что этот чертенок Полетт меня совершенно очаровала. Что за женщина, черт возьми! И как ловко она сумела обойти не только меня – это еще неудивительно, – но и тебя, знающего ее уже давно!

– Вот именно, ваше величество, в последнем-то и нет ничего удивительного! – подхватил Суврэ. – Обмануть ваше величество было гораздо легче, чем меня. Ну мог ли я подумать, что под маскарадным костюмом богини Счастья скрывается моя скромная Полетт? Да я готов был подозревать кого угодно, высказывать самые нелепые предположения, но если бы мне сказали, что на маскараде нас интриговала Полина, то я просто расхохотался бы в лицо!

– Может быть, и так, – согласился король. – Так слушай! Я домогался Полины де Нейль просто как красивой девушки – даже не красивой, а, скорее, дразнящей, острой, пряной, – а нашел в ней не только женщину, но и человека с проникновенным взглядом и широким кругозором. Я был просто поражен, когда она стала делиться со мной своими надеждами и планами. Как она верит в мощь Франции, как она широко понимает широту ее задач! Ты знаешь, когда она говорила, у меня просто захватывало дух, точно меня поднимали на громадную высоту. О, если бы можно было создать все то, что она говорила, и в том широком объеме, как говорила она! Тогда можно умереть спокойно! Имя Людовика Пятнадцатого не затеряется в бесконечном ряду всех других предшествовавших и последующих Людовиков!

– Оно все равно не затеряется, государь! – возразил Суврэ. – У всех прошлых Людовиков были почетные клички, но такой, какой дал народ вам, не было ни у кого. Людовики были Простаками, Заиками, Ленивыми, Толстыми, Святыми, был Людовик Лев, был Сварливый, был Великий, но Людовика Возлюбленного, как именует народ ваше величество, еще не было!

– Да, но придумай только подходящую кличку на тот случай, если бы мне удалось совершить то, что нарисовала передо мной Полина! Она как-то спросила меня: правда ли, что мне сватали принцессу Елизавету, дочь русского царя Петра Великого? И вот она начала рассуждать на эту тему, перейдя от этого сватовства к русским делам вообще. Она рассказала мне, что права принцессы Елизаветы, особы красивой, умной, очаровательной в обращении, доброй и чувствительной, нарушены воцарением царицы Анны Иоанновны, которая гонит все русское и всюду дает предпочтение немцам. И вот чувствительная Елизавета целыми днями льет слезы – так ей жалко погибающего наследия ее великого отца и угнетаемых русских подданных. Полина указала мне на необходимость вмешаться в русские дела, разбив этот вопрос на две ветви: во-первых, французские короли всегда были рыцарями, а что может быть священнее для рыцарского долга, как не защита попранных прав достойной женщины! Во-вторых, помимо нравственного удовлетворения, Франция получит громадные материальные выгоды. Елизавета ненавидит немцев и обожает французов, да еще вдобавок она будет обязана короной Франции. Значит, Россия станет верной союзницей Франции, которая с помощью первой сможет дать отпор немецким притязаниям, смирить заносчивого прусского короля, свернуть шею австрийскому орлу, да и вообще стать вершителем судеб Европы. Мало того – Россия откроет широкие двери французской культуре, торговле и промышленности. Мы получим широкий рынок сбыта, Россия станет как бы суверенной провинцией Франции… Это ли не торжество, это ли не заманчивая картина французского могущества и блеска? Ну скажи, Суврэ, разве в самом деле не ошибка Франции – не вмешиваться до сих пор в русские дела и давать немцам полновластно распоряжаться там?