Людомар из Чернолесья. Книга 1. - [8]

Неожиданно, охотник остановился и присел на корточки. С неохотой он развязал небольшой мешочек на своем боку, вытащил оттуда свернутые трубочкой листья и с отвращением зажевал их.

Взгляд его начал проясняться, а тело наливалось силами. Не теряя времени, Сын Прыгуна вскочил на ноги и бросился вперед с такой скоростью, что даже иисеп с трудом поспевал за ним. Вскоре они оказались у кромки леса, за которой начинались Синие равнины. Во Владии была весна. И хотя весна подходила к концу, Крима, младшая сестра Месазы – повелительницы всех земель Владии, продолжала щедро украшать травами и цветами равнины у Великолесья. Глазам охотника открылся великолепный ковер из сочного разноцветья, простиравшийся вдаль настолько, насколько хватало глаз. Более всего среди цветовых красот выделялись своими нежно-синими лепестками олеуки – небольшие цветы, густо осыпавшие собой землю – из-за их множества, равнины были прозваны синими.

Утопая в буйстве цветочного ковра, вдалеке от леса возвышались стены холкунского города Онеларга, куда людомару и предстояло направить свои стопы. С неохотой вышел он на равнины. Опасливо озирался по сторонам, – знал, как его встретят в этих местах.

– Гляди, нерожденный… Посмотри… смотри-смотри, людомар, – доносилось до тонкого слуха Сына Прыгуна со всех сторон. Холкуны, пасмасы и пара брездов во все глаза смотрели на него, а единственный встретившийся дремс приветливо улыбнулся.

Охотник без труда нашел выгребную яму подле городских стен Онеларга.

Запах отца семейства он запомнил прекрасно. Сын Прыгуна не знал, чем от него пахло, но сквозь извечный пасмасский смрад пробивался тонкий приятный аромат, не присущий пасмасу. Еще одним запаховым кодом мужичонки была рана на ноге, которую людомар почувствовал сразу. Она давно гноилась, и мужичок прикладывал к ней пережеванные стебли пухтана. Судя по тому, что трава начала разлагаться, примочку он не менял давно.

Подле выгребной ямы копошилось много народу. Появление людомара в их рядах произвело на олюдей примерно такое же впечатление, как явление божества народу. Десятки бородатых чумазых лиц вытянулись в удивлении.

С трудом подавив в себе отвращение ко всему и всем, охотник несколько раз прошелся округ ямы, пока не уловил запах гниющей травы. Он увел его в сторону от ямы к старой покосившейся хибаре, почти вросшей в землю. Хибара оказалась харчевней.

Смеркалось. В столь поздний час харчевня была до отказа набита посетителями. Стены ее дрожали от громких голосов и пьяных песен, рвущихся из луженых глоток опьяневших вконец пасмасов и опустившихся холкунов.

Людомар благоразумно не решился входить внутрь хибарки, прошелся вокруг и к своему удивлению, в одном из углов, образованных харчевней и погребом, уловил тот же самый нежный сладковатый запах, который исходил от мужичонки.

Внезапно ему в нос бросился запах, от которого кровь в жилах закипела так, словно внутрь него бросили все рочиропсы этого мира. Охотник отпрянул и несколько раз чихнул. Сомнений нет, он уловил запах эвра. Невольный рык вырвался из его груди. Никого людомары ненавидели больше, чем эвров. Этот поганый народец давно бы вымер, если бы не взял отвратительную практику покупать у бедняков-олюдей их детей. Ходила легенда, что в древности эвры были прекрасны видом и умны, но проклятие, которое навлекли их вожди на свой народ своими отвратительными деяниями, лишило эвров возможности плодиться. Они не плодились, ибо не знали, что такое любовь мужчины к женщине. В этом народце мужчины предпочитают мужчин, а женщины – женщин. Очень скоро истинные эвры исчезли из Владии, а их место заняли несчастные дети бедняков, купленные у своих родителей за деньги для разврата и утех. Жизнь, противная богам, сделала эвров, происходящих из разных народов, похожими друг на друга. Они были безобразно полны от сытной жизни и бледно-серы кожей.

Людомар напал на след старого эвра. Он знал это. Он мог даже приблизительно описать его внешность.

Остаток ночи и все следующее утро, не зная ни сна, ни отдыха людомар преследовал купчину. На одной из его остановок, охотник ощутил запах детских фекалий, дикого ужаса и тот же самый тонкий сладкий аромат, который исходил и от мужичонки.

Охотник нагнал эвра на повороте дороги к вечеру следующего дня. Эвр тяжело шел, ведя за руку маленького мальчика лет семи, нескольких девочек меньшего возраста и странное толстопузое животное, уныло тянувшее повозку, сокрытую под грузом поклажи. Эвр представлял собой довольно крупного детину, грузно припадающего на правую ногу. Во всю дорогу, во всю округу, а людомару показалось, что и во все Чернолесье разносился сладковато-приторный запах его тела.

На дороге, по которой шел эвр, было множество народа. Олюди с отвращением взирали на толстяка и с жалостью на детей, а он лишь улыбался им в ответ, похлопывая ладонью по спинам и попам детей. Услада светилась в его глазах, услада ненасытной жадной похоти.

Сын Прыгуна, едва завидел эвра, тут же свернул в сторону, и некоторое время шел далеко от него, выжидая удобного момента. Иисеп следовал поодаль, принюхиваясь к чуждым для него запахам Синих равнин.