Людмила - [55]

— Извините меня, — сказала она, — я такая истеричка. Сама не знаю, что со мной.

— Ничего, — сказал я. — Пройдет.

Я не знаю, что выражали ее глаза, но мне стало жалко ее.

— Можно мне закурить? — для чего-то спросил я.

— О, конечно, курите, — она казалась ужасно обрадованной. — Курите. Присядьте на минуту. Пожалуйста. Я — сейчас.

Она выбежала за дверь, и я услышал ее удаляющиеся шаги. Я достал сигареты. Она вошла, ее лицо уже не выглядело таким испуганным.

— Может быть действительно выпить? — предложил я.

Она прямо расцвела. Ее губы заходили от непрестанно меняющейся улыбки. От радости она не знала, куда девать руки. Я взял бокалы.

— Ополосну, — сказал я.

— Я с вами. Я покажу.

Она смотрела на кухне, как я мою бокалы. Мы вернулись. Я налил. Она присела рядом со мной на край дивана, взяла в обе руки бокал.

— Ну, а теперь за что? — быстро спросила она.

— За вас, — сказал я. — За что ж еще?

Мы отпили понемногу. Я увидел, что она смотрит на меня. Улыбнулся ей.

— Поднимемся туда? — я кивнул головой на дверь. На ту, за которой была деревянная лестница. — Посмотрим?

— Да-а, с удовольствием, — сказала она, и я увидел, что это действительно доставит ей удовольствие.

Мы поднялись по скрипучей лестнице и стали там у стола. Сиротливый свет изо всех четырех окон не отбрасывал тени. Он ровно освещал потемневшую карту на столе, на темном фоне сейчас едва угадывалась название страны.

— Нет, — вздохнул я, — никогда не привыкну к белым ночам.

— Вы южанин? — спросила она меня.

— Южанин? Да нет, не южанин.

«А правда, — подумал я, — южанин?»

Людмила осторожно, придерживая на коленях платье рукой, спустилась по лестнице, внизу я встретил ее. Она оперлась на мою руку. Мы вошли в комнату.

— А теперь пейте залпом, — приказал я.

Людмила послушалась.

— И этот, — сказал я, снова наполнив бокалы.

— Ой, что вы! Я не могу, — испугалась Людмила.

— Пейте! — прикрикнул я.

Мы чокнулись.

— Ох, я буду пьяная-пьяная, — она покачала головой.

— Как раз то что надо, — сказал я.

— Вы не хотите что-нибудь послушать? — спросила Людмила.

— Нет, — сказал я, — не сейчас. Проводите меня до двери, пока вы еще держитесь на ногах.

— Ой, да! Вам же надо звонить, — сказала Людмила. — Или... Нет, наоборот, это вам будут звонить. А может быть, это не важно?

— Важно, — сказал я. Я видел, что через минуту ей будет все нипочем. — Да, постойте. У вас есть целая лампочка?

— Лампочка? — она соображала. — Есть. Сейчас.

Мы вышли на кухню, и, порывшись в столе, она довольно быстро разыскала новую лампочку.

В коридоре она с уважением смотрела, как я ввинчиваю лампочку в патрон.

— Какой вы высокий, — сказала она. — Вам даже не нужно влезать на табурет.

— Стандарт, — сказал я. — Сто восемьдесят три.

Я подвигал крепкий железный засов на двери.

— Отличная штука, — сказал я. — Надежнее пулемета. Будь у меня такой, я бы не выходил из дому.

— Правда? — медленно сказала она. — Вы считаете...

— Да-да, — сказал я. — Я бы и сам так сделал. Ну, спокойной ночи, — я вежливо улыбнулся.

Она сделал два шага ко мне, прижалась к моей щеке щекой.

— Большое вам спасибо! — горячо прошептала она.

И если бы я не понимал, что два больших бокала вина, выпитых один за другим, многовато для такой хрупкой блондинки, я бы и в самом деле поверил в ее искренность — многие попадались на эту удочку.

«Однако, не слишком ли много я в нее влил? — думал я, поглаживая ее перегоревшей электрической лампочкой. — Как бы ее не стало тошнить».

— Спокойной ночи, — сказала она, опускаясь на каблуки.

Она улыбнулась. Она выглядела усталой и сонной, но не пьяной.

Я кивнул и вышел. Хлопнула дверь — и я услышал, как лязгает засов.

— Все в меру, — вздохнул я и стал спускаться по лестнице.

Два заскорузлых подонка сидели на подоконнике на площадке третьего этажа, один лениво размешивал на ладони табак. Не доходя, я остановился на середине пролета. Я сунул руки в карманы пиджака и, облокотившись на перила, сверху стал смотреть на них. Небольшой, но лопающийся от мышц подросток лет восемнадцати поднял на меня низколобую, опухшую рожу.

— Что вытаращился? — проквакал он отвесив для устрашения губу.

— Хочешь в морду? — спросил я его просто так, чтобы что-то спросить.

Тинеджер встал, но второй подонок удержал его за рукав.

— Не надо, — сказал он, — пойдем. Ты что, не видишь? Это же мент.

Подонки, зажав в кулаках свое зелье, нехотя двинулись вниз. Я догнал их, положил руку молодому «бычку» на плечо.

— Эй, — сказал я. — По-моему, я тебя где-то видел, парнишка.

— Чего вам, — сказал он. — Посидеть человеку не дадут. Мы же не гопники. Мирные люди.

— Ты выбери себе другую лестницу, — сказал я. — Слушайся старшего друга — он умнее.

Я обогнал их и спустился вниз.

Подонки меня не обманули: стоя уже в переулке, под аркой, я увидел, как они вышли из парадной, прошли в глубь двора и исчезли в мутных сумерках под деревьями. Через минуту там вспыхнула спичка и бледно затлели огоньки их папирос.

Я шагнул с тротуара. Чей-то бесцветный голос окликнул меня из черной «волги», стоящей напротив. Водитель в кепке с огромным клювом высунул голову из окна.

— Эй, шеф, как насчет закурить? Не найдется?

Я протянул ему пачку. Неестественно длинные пальцы ловко выхватили оттуда сигарету.