Людмила - [19]

Опять эти примитивные ловушки.

— В последний раз вместе с вами, — сказал я. — Эти обстоятельства вряд ли стоит описывать. А в первый раз я видел его днем, где-то после полудня, рядом с тем местом, где вы меня застали, во дворе, в садике. Он стоял и беседовал с каким-то субъектом. Увидев меня, они улизнули в подъезд.

— В тот самый?

— В тот самый.

Следователь задумался. Я тоже. Я подумал, что, может быть, мне сейчас стоит подставить того, светло-серого, потому что, если предположить, что покойник уже мелькал здесь по каким-то делам, то не исключено, что прослежены и его связи. Не исключено, что светло-серого уже здесь засекли. Я подумал, что, может быть, мне удалось бы спровоцировать следователя на какое-нибудь замечание.

— А как выглядел этот, второй? — спросил следователь.

— Обыкновенно. Как вы, да я.

Следователь попросил уточнить.

— Ну, роста примерно нашего, — сказал я, — светлый шатен, был одет в светло-серый костюм. Больше нечего сказать, я видел его только со спины.

Следователь опять задумался, смотрел на свой стол.

— Вам не показалось, что Стешин боялся этого человека?

— Это покойный, Стешин? — спросил я.

— Ну да, — сказал следователь. — Вам не показалось, что он боялся своего собеседника?

Я пожал плечами. Я подумал, знает ли следователь что-нибудь о нем или не знает. В общем-то вопрос был в точку.

— Внешне это ничем не выражалось, — сказал я. — Вообще, они сразу ушли, я видел их не больше минуты.

— Вы не знаете, чего они испугались? Почему они так спешно ретировались, увидев вас?

На этот вопрос я мог бы ответить, если бы это было так, но все было как раз наоборот, то есть это мы ретировались, и потому я просто сказал:

— Не знаю. Может быть, им показалось, что я слишком внимательно на них посмотрел. А может быть, это мне показалось, что они заспешили. Может быть, они просто о чем-то договорились и пошли. Не знаю.

— Та-ак, — сказал следователь и поднял на меня внимательный взгляд. — А раньше вы нигде не встречали того, второго?

— Поручиться не могу, — сказал я, — но если и встречал, то не запомнил. А что, — спросил я, — он для вас что-нибудь значит?

— Да нет, — сказал следователь, — просто может иметь какое-нибудь отношение к смерти Стешина.

Я подумал, что при покойнике, наверное, были какие-нибудь документы.

— Так в какое время вы сегодня обнаружили труп? — неожиданно спросил следователь.

— Я уже говорил, — сказал я, — где-то в десять-пятнадцать минут седьмого.

— А позвонили в шесть тридцать, — сказал следователь. — Что вы делали все это время.

— Ухаживал за дамой, — сказал я. — Она ведь была в обмороке. Приводил ее в чувство.

— Ах, да, — сказал следователь. — А теперь скажите: когда вы увидели труп, где лежал шприц?

— Я уже говорил это дважды, — сказал я. — Шприц лежал возле его правой ноги, немного впереди. Я не понимаю, почему вы придаете этой детали такое значение?

Следователь посмотрел на меня не то, чтобы недоверчиво, но как-то уж очень внимательно.

— Потому, — сказал следователь, не переставая смотреть на меня, — что никакого шприца там не нашли.

Если он хотел сбить меня с ног, то он этого добился. С минуту я вообще ничего не мог сказать, а когда смог, то решил не говорить. Впрочем, эта мысль еще окончательно и не оформилась в моем мозгу. Так только, какая-то догадка замаячила передо мной, но все было слишком зыбко, да и вообще это выдало бы мою осведомленность.

— Вот как, — сказал я. — Ну, я уж не знаю, как это объяснить. Во всяком случае, я этот шприц видел.

— Я не говорю, что вы его не видели, — сказал следователь, — я говорю, что мы его не видели.

— Да, — сказал я, — это обстоятельство ставит меня в очень глупое положение.

— Если вы сказали правду, то нет, — сказал следователь, — с этим в конце концов все станет ясно. Если шприц там был, то должны были остаться микроскопические осколки стекла. Вы говорили, что он был разбит. А вот есть другое обстоятельство, — сказал он. — Оно действительно ставит вас в... в двусмысленное положение. Дело в том, что либо вы, либо ваша знакомая... В общем, кто-то из вас лжет.

— Лжет? — спросил я. — Но о чем?

— Ваша дама утверждает, что прошедшую ночь вы провели у нее.

Это усложняло игру: теперь я не знал, выходил ли я от нее, когда увидел труп или все происходило, как я рассказал. На этот счет я решил ждать дальнейших вопросов, а пока ограничился лживым признанием.

— Да, — кротко ответил я, — я солгал.

— А зачем? — спросил следователь. — Просто не понимаю. Ваши отношения, кажется, достаточно ясны. Может быть, что-то не так?

— Все так, — сказал я и подумал, спросит ли он снова, входил все-таки я или выходил, но он пока не спросил. Вместо этого он сказал, что моя ложь ставит под сомнения и другие мои показания, в частности, о нападении на меня.

Я сказал, что готов отказаться от этого заявления, чтобы не усложнять дело, и вообще, может быть, это просто случайность.

— Может быть, и случа-айность, — затянул следователь таким нудным голосом, что я уже приготовился выслушать какое-нибудь утомительное стандартное рассуждение о том, не слишком ли много случайностей, в этом деле и не складываются ли они в систему, все, что говорят следователи, чтобы втянуть свидетеля в невольное сотрудничество и тем самым заставить его проговориться, но тут зазвонил телефон.