Люди земли Русской. Статьи о русской истории - [56]

Сколько было этих Ванек и Гришек, воспринявших от нее циферную премудрость Пифагора и строки Пушкина «Зима. Крестьянин, торжествуя…», постараемся подсчитать при помощи того же Пифагора: 44 года по 40 (меньших выпусков не бывало) получится 1760. Для города с населением тогда в пятьдесят тысяч человек процент солидный. Большевики не преминули бы заорать во всю мочь о таком своем достижении, а об этом достижении трудовой жизни одного только низового интеллигента никто не кричал. Это было обычным явлением. Добрым словом вспоминали, правда свою учительницу многие. И кого-кого только не было в их числе! Врачи, лавочные сидельцы, адвокаты извозчики… Слышал доброе слово о ней же я и теперь, в эмиграции, куда тоже попала часть ее учеников.

Учительница Клавдия Капралова начала свой трудовой путь в годы «народничества», «хождения в народ». И сама она была народницей! Только без кавычек.

– Служить народу, конечно, наша обязанность и, в частности, моя обязанность, – говорила она, – но зачем это куда-то и как-то по-особенному «ходить в народ»? Ведь он тут, с нами, вокруг нас, этот русский народ. И мы сами этот народ. Делай свое дело, на которое ты поставлен, а по сторонам зря нечего шляться.

Это свое дело – просвещение русского народа, она и делала на своем месте, так, как находила это нужным, но снова не так, как учили это делать и требовали народники в кавычках. В те годы среди учителей народных школ было распространено увлечение «туманными картинами» – предтечей кинематографа – в сопровождении их беседами о строении вселенной (без участия в нем Господа Бога, конечно), о происхождении человека от обезьяны по Дарвину и т. д. Учительница Капралова таких бесед не вела.

– Эти туманные картины только туман напускают туда, где все просто и ясно. Ни к чему они.

Не туманная имитация жизни, но сама живая жизнь, будь то жизнь человека, животного или растения, влекла ее к себе, и молодая учительница не только стремилась осмыслить, воспринять все многообразие великого творческого процесса, но влиться в него, принять самой участие в созидательном труде природы и вовлечь в него других.

При школе был большой пустырь залежной земли, целины. Тогда, в восьмидесятых годах прошлого столетия, не теснились, как теперь, особенно в молодых городах, каким был Ставрополь, едва насчитывавший сотню лет своего существования.

Творческий темперамент учительницы Капраловой не терпел пустоты, и вот ею самой, при помощи школьного сторожа было начато освоение этой целины. Они вдвоем начали рыть ямки и сажать в них яблони, груши и все, что давали молодой учительнице соседи и знакомые. А знакомым был чуть ли не весь город. Скоро городской садовник, чех Новак, пришел посмотреть на ведущиеся в школе работы и через несколько дней, поговорив с городскими воротилами, прислал целый воз саженцев различных пород плодовых деревьев и цветов. Ботанических знаний К. Капраловой стало уже маловато для развернувшегося дела. Почувствовалась потребность и в живой силе для расширившейся работы. Эту силу дали ученики, любившие свою учительницу. Они оставались после уроков помогать ей и прибегали на школьный двор в праздники. Почему? Да потому, что им было там весело и интересно. Живое влечет к себе живое.

А вот за пополнением знаний пришлось ехать в Москву, и учительница Капралова была направлена только что организованным в губернии земством на летние садоводнические курсы при Петровской академии. Там она впервые увидела образцовую показательную пасеку. Трудовая организация пчелиного общества глубоко заинтересовала ее, да и сладенький медок она тоже любила. На следующий год она окончила и эти курсы и вернулась с них в Ставрополь, привезя туда первый Дадановский рамочный улей и несложный аппарат для производства искусственной вощины.

Годы шли, и число ее учеников росло. Не покидая школы, она приняла еще на себя обязанности земского инструктора садоводства и пчеловодства. Теперь не только стриженые под гребенку Ваньки и Гришки приходили в школьный сад, но и седоусые казаки из ближних станиц заворачивали туда в базарные дни.

– Зотиковна, уважь, приезжай ко мне на хутор! Я за тобой сына пришлю. А то пчелки у меня чтой-то болеют. Мрут любезные. Каждый день из улья по горсти выгребаю.

Учительница Капралова, ставшая из Клавочки Зотиковной, ехала и лечила пчел, разъясняла преимущества искусственной вощины, окуривала, делила рои, и ширилось пчеловодство в раздолье ставропольских степей.

А то в школьный сад заходил пенсионер-чиновник в камлотовой шинели:

– Клавдия Зотиковна, раздобыл я прививок французской груши, не откажите в любезности помочь, загляните! Вещь ценная и редкая. На свои знания я не полагаюсь.

Зеленели садики пригородов Форштадтской, Казачьей, Мамайской слободок, розовели в них невиданные раньше сорта яблонь и груш, янтарным наливом золотились сочные рейнские сливы… А сам класс тети Клоди стал теперь какой-то оранжереей: и зимой и летом он благоухал ароматами левкоев, фрезий, петаспорума, пышных махровых гераний – скромной радости тюлевых «мещанских» окошек… Цветы несли эту радость в тусклый провинциальный быт.