Люди с оружием - [38]

— Хорошо, я заплачу, у меня есть, — сказал я поспешно, чтобы покончить с этой неприятной историей.

Я вынул две десятки и подал ему. В этот момент из кабины выглянула девушка, строго посмотрела на меня и голосом, полным обиды, стыда и просьбы, сказала шоферу:

— Папа, зачем ты? Папа…

— Ну, ну, сиди, — как-то сдавленно пробормотал тот и спрятал деньги за голенище сапога.

— Ладно, погружайтесь, — сказал он и влез в кабину, сильно хлопнув дверцей. Мы «погрузились». Крабов, избегая смотреть на меня, заговорил:

— Неудобно как-то получилось. Это я, понимаете, истратился, извините, не рассчитал.

Он, покачивая головой, рылся в карманах.

— Не надо, — остановил я его, — я скоро буду в МТС — рассчитаемся. Пустяки.

Настроение испортилось. На душе стало как-то неприятно. Эх, бывают же люди!.. Пробовал вызвать Крабова на продолжение рассказа, но он ушел в себя, замкнулся.

Я заглянул в заднее окошечко кабины. Шофер, навалившись грудью на баранку, хмуро смотрел вперед. Дочь сидела рядом, почти вплотную к отцу. Я видел прозрачное маленькое ухо, черные волнистые волосы, выбившиеся из-под косынки, тонкую черную бровь, розовое пятнышко на смуглой щеке и кончик носа девушки, «Десятку с носа», — вспомнил я про себя и рассмеялся. Девушка что-то говорила отцу, энергично жестикулируя руками.

Отец молчал. Потом вдруг резко наклонился, выдернул что-то из сапога и передал дочери. Я увидел свои злополучные десятки. Девушка схватила их, зажала в кулак и откинулась на спинку сиденья. Я отвернулся.

Слева, вдали, показалось село.

— Подъезжаем, — крикнул я Крабову.

Он встрепенулся, поднялся на ноги и внимательно посмотрел вперед. Лицо его оживилось, глаза загорелись. Он сорвал с головы шляпу и замахал кому-то. Я удивился и внимательно посмотрел в направлении села. Там, на окраине, еле-еле виднелась маленькая женская фигурка. Женщина подняла над головой платок и замахала.

— Это Лена! — крикнул Крабов мне в ухо, едва не оглушив, и застучал по верху кабины. Машина остановилась. Агроном спрыгнул на дорогу, схватил в охапку поданные мною книги и свертки.

— Заезжайте к нам, очень прошу вас, пожалуйста. Или сейчас, а?

— Тороплюсь я, сейчас не могу, но через несколько дней заеду. Счастливо, до встречи.

Крабов улыбнулся, качнул головой и кинулся к селу. Навстречу ему, напрямик через поле, спотыкаясь и прижимая к груди концы синего платка, бежала жена.

«Хороший человек этот Крабов — морского, воинского воспитания. И жена у него хорошая», — подумал я.

Через несколько минут подъехали к развилке дорог. Мне — вправо, машина идет прямо. Не ожидая полной остановки, я выпрыгнул.

— Счастливо, — крикнул я выглянувшему из кабины шоферу и свернул на проселочную дорогу.

— Постойте! Постойте! — услышал я позади голос девушки и остановился.

— Что такое?

— Уф! Куда вы так торопитесь! — сказала девушка, подбегая ко мне.

Волосы ее растрепались от бега, косынка сползла на плечи, щеки заливал румянец, а большие карие глаза необыкновенно блестели. Я смотрел на нее удивленно.

Девушка смутилась, спрятала подбородок в смятую косынку и, глядя себе под ноги, протянула мне комочек десятирублевок.

— Возьмите, пожалуйста. Папа… это так.

— Что вы! Нет-нет…

Девушка вспыхнула.

— Ах, какой вы. Возьмите же! — потребовала она строго.

Я взял деньги. Девушка облегченно вздохнула и просто, спокойно сказала:

— Ну, вот… До свидания, — и побежала к машине.

И вдруг у меня в душе словно что-то оборвалось, в груди захолонуло.

— Девушка! — крикнул я что есть мочи. — Вы куда?

Она уже вскочила на подножку и, держась за дверцу, повернулась ко мне.

— Прямо, — ответила она, улыбаясь. — До свидания, — и помахала рукой.

Грузовик рванулся с места, как подхлестнутый.

Я выбежал на дорогу и долго-долго, пока машина не скрылась за бугром, смотрел ей вслед…

Дорога! Я люблю дорогу, хотя порой ее и не за что любить: только встретишься с хорошими людьми — и до свидания. Бегут машины взад-вперед по дорогам, бегут мимо, ныряя с бугра на бугор, словно корабли в океанских волнах. Как море, волнуется от края до края пшеница — кормилица наша. Хорошо жить и работать на просторе!

Эх, дороги…

Печаль

У здания райвоенкомата — столпотворение. Со всей округи, из колхозов и совхозов, съехались сюда новобранцы. С ними вместе приехали и домочадцы, празднично разодетые, возбужденные.

Призывники из колхоза «Двадцатый партсъезд» явились на призывной пункт раньше всех. Только кладовщик Никифор задержался где-то с сыном. Но вот наконец появилась и его подвода. Она втиснулась в тележный ряд впритык к бричке кузнеца Лахотина. Сын Никифора тотчас же соскочил с телеги и скрылся за дверью военкомата. Никифор с досадой, беспокойно почесал затылок, расправил тоненькую жиденькую бороденку. Маленький, сухонький он рядом с массивным, широкоплечим Лахотиным выглядел ребенком.

— А, Пал Палыч! Добрый день. Сына привез? — приветствовал Никифор Лахотина.

— Так точно! Федора, — ответил Павел Павлович, доставая из кармана трубку. — Во флот пойдет. Лахотины — народ флотский, просоленный, обветренный.

Лахотин приободрился, одернул черный, изрядно потертый флотский бушлат, надеваемый только по праздникам, и пустил в воздух облако табачного дыма.