Люди с далекого берега - [26]

Шрифт
Интервал

Фримэн, которому, как и его жене, этот разговор был явно не по душе, поспешил в буфетную, к бару. Вскоре оттуда донесся звон ледяных кубиков, и Фримэн вернулся с новой порцией коктейля. И ему, и Барбаре явно не хотелось обсуждать прошлые деяния местных торговцев, ведь оба они вышли из этих семейств. Дрейки вообще не терпели намеков на прошлое, разве что подмечали иной раз старомодные обороты речи у своих служанок да посмеивались над дремучими историями Ноя, водившего их на охоту. Экономическое прошлое Ньюфаундленда было в доме Фримэна Дрейка столь же запретной темой, как и обсуждение религиозных столкновений в Белфасте.

— Мне кажется, что подобные рассуждения о телевидении, — сказала я, — чисто умозрительны. Какое уж тут телевидение! Ближайший ретранслятор находится в нескольких сотнях миль отсюда.

— А мистер Картер пообещал построить на острове Пасс ретранслятор! Тогда и Балина сможет принимать передачи, — не унималась Джейн. — В прошлое воскресенье, когда мы встретились на пристани, я сказала ему, что нам без телевидения никак нельзя.

— Ну как же ему не обещать! У него ведь выборы на носу, — иронически заметил Виктор Мосс. — То же самое он обещал и перед прошлыми выборами.

Хоть у члена парламента от Ньюфаундленда Челси Картера и не было конкурентов, он уже вовсю развернул предвыборную кампанию. Голосовать за кандидатов, не являющихся представителями либеральной партии, для многих, возможно, означало бы утрату правительственных привилегий — таких, как ссуды семейным, пенсии, пособия по безработице. В 1963 году выборы были назначены на восьмое апреля. За февраль и март кандидатам предстояло проделать огромную работу. Мистер Картер исправно изо дня в день сновал в моторке вдоль побережья, невзирая на ненастье, карабкался на обледенелые пристани, жал руки, рассыпал обещания, выслушивал жалобы. До того, как заняться политикой, он служил инспектором школ, и теперь, когда стал политическим деятелем, у него оказалось великое преимущество: он знал поименно всех своих избирателей.

Камнем преткновения во время очередных выборов являлся вопрос: согласится ли канадское правительство оснастить ядерными боеголовками ракеты на базах НОРАД,[8] расположенных на территории Канады. Консервативное меньшинство кабинета во главе с Джоном Дифенбейкером сопротивлялось нажиму со стороны США. А либералы объявили, что в случае победы на выборах пойдут на уступки американцам. Однако эта проблема, о которой только и говорили на материке, у местных избирателей не вызывала ни малейшего интереса. Им было важней выяснить, когда проложат давно обещанное скоростное шоссе или когда установят этот диковинный ретранслятор, с помощью которого можно весь мир увидеть как на ладони. Рыбаков, тех, кто посмелее, тревожило, почему за последние два десятка лет цены все растут, а расценки на рыбу не повышаются? И никто здесь, если не считать Виктора Мосса, не будоражил умы далекими от них проблемами, например: станет или не станет Канада выполнять обязательства, связанные с ее вступлением в Объединенную систему противовоздушной обороны североамериканского континента?

Управляющего рыбозаводом Виктора Мосса, человека лет пятидесяти, спокойного, невысокого, грузноватого, с седыми, редеющими волосами, здесь уважали все. Он любил книги, не прочь был на досуге обсудить прочитанное, поделиться впечатлениями. Мы наверняка сошлись бы с ним теснее, если б не его жена, Глиннис, на которой он женился еще в Англии, когда служил в авиации, — она нигде не показывалась и никого у себя не принимала. Возможно, просто по натуре была замкнутой, а может, так и не смогла приспособиться к жизни маленького ньюфаундлендского поселка, совершенно непохожей на жизнь ее родного городка в Уэльсе. Как бы там ни было, Глиннис была целиком поглощена разведением дома экзотических растений и вывязыванием кружев. Если Виктор и появлялся у кого-нибудь, то неизменно один. Впрочем, кроме редких визитов к Дрейкам, он почти нигде не бывал.

Нас пригласили к столу. Разом прекратив неугодные хозяевам дебаты, мы направились в элегантную гостиную. Посреди стоял стол красного дерева, за которым без труда могло бы разместиться человек шестнадцать. Окна были зашторены, и комната освещалась мерцающим светом девяти высоких свечей в серебряном подсвечнике. Китайский фарфор, серебряные приборы. В этом доме мне довелось отведать блюда, каких я в жизни не едала. Друзья на континенте, вероятно, считали, что мы одичаем в этой глуши, я же только здесь и выучились искусству званых обедов. Меня просвещала Барбара Дрейк.

Здешняя пища состояла в основном либо из морских продуктов, либо из того, что росло на острове. Обычно на закуску подавалась семга — Барбара коптила ее сама, обучившись этому искусству у Ноя Джозефа. Всего каких-нибудь лет тридцать назад многие здесь заготавливали на зиму, в этих краях очень суровую и длинную, копченую семгу и селедку. Но с введением на острове денежного обмена, когда стало проще пользоваться магазином, почти все забросили копчение рыбы, потому что занятие это долгое и кропотливое. И вот прежняя пища бедняков сделалась деликатесом, который не всякий сейчас мог себе позволить. У Ноя в семье рыбу не коптили, копченая рыба уже надоела. Приелась за многие годы. Такое даже невозможно себе представить. Я, например, могла бы есть ее каждый день.


Рекомендуем почитать
Каллиграфия страсти

Книга современного итальянского писателя Роберто Котронео (род. в 1961 г.) «Presto con fuoco» вышла в свет в 1995 г. и по праву была признана в Италии бестселлером года. За занимательным сюжетом с почти детективными ситуациями, за интересными и выразительными характеристиками действующих лиц, среди которых Фридерик Шопен, Жорж Санд, Эжен Делакруа, Артур Рубинштейн, Глен Гульд, встает тема непростых взаимоотношений художника с миром и великого одиночества гения.


Другой барабанщик

Июнь 1957 года. В одном из штатов американского Юга молодой чернокожий фермер Такер Калибан неожиданно для всех убивает свою лошадь, посыпает солью свои поля, сжигает дом и с женой и детьми устремляется на север страны. Его поступок становится причиной массового исхода всего чернокожего населения штата. Внезапно из-за одного человека рушится целый миропорядок.«Другой барабанщик», впервые изданный в 1962 году, спустя несколько десятилетий после публикации возвышается, как уникальный триумф сатиры и духа борьбы.


МашКино

Давным-давно, в десятом выпускном классе СШ № 3 города Полтавы, сложилось у Маши Старожицкой такое стихотворение: «А если встречи, споры, ссоры, Короче, все предрешено, И мы — случайные актеры Еще неснятого кино, Где на экране наши судьбы, Уже сплетенные в века. Эй, режиссер! Не надо дублей — Я буду без черновика...». Девочка, собравшаяся в родную столицу на факультет журналистики КГУ, действительно переживала, точно ли выбрала профессию. Но тогда показались Машке эти строки как бы чужими: говорить о волнениях момента составления жизненного сценария следовало бы какими-то другими, не «киношными» словами, лексикой небожителей.


Сон Геродота

Действие в произведении происходит на берегу Черного моря в античном городе Фазиси, куда приезжает путешественник и будущий историк Геродот и где с ним происходят дивные истории. Прежде всего он обнаруживает, что попал в город, где странным образом исчезло время и где бок-о-бок живут люди разных поколений и даже эпох: аргонавт Язон и французский император Наполеон, Сизиф и римский поэт Овидий. В этом мире все, как обычно, кроме того, что отсутствует само время. В городе он знакомится с рукописями местного рассказчика Диомеда, в которых обнаруживает не менее дивные истории.


Рассказы с того света

В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.


Мой друг

Детство — самое удивительное и яркое время. Время бесстрашных поступков. Время веселых друзей и увлекательных игр. У каждого это время свое, но у всех оно одинаково прекрасно.