Люди песков - [20]

Шрифт
Интервал

Я задремал. Разбудили женские голоса, среди них я сразу различил мамин. Значит, вернулась. Вчера ее и еще одну женщину послали на колодец Ганлы «для обмена опытом и насчет соревнования» — так выразился на собрании Поллык-ага.

Первым делом мама передала мне привет от Анкара-ага: женщины останавливались у него на ночевку.

— Ну как он, от Паши с Юрдаманом что слышно?

— Говорит, писем не было.

Я спросил о соревновании, мама покачала головой:

— Какое там соревнование. Одно у всех на уме — переселение. Говорят, как вернемся с кочевья, переселять будут…

— Анкар-ага сказал?

— Об этом он молчит. Но видно, что думы у него тяжелые. И Дурсун сама не своя… Зато Кейик с Кейкер щебечут, как воробьи!.. — Мама сердито нахмурилась. — Словно на свадьбу ехать, а не навек в чужие места!

Я пожал плечами:

— Возьмем да и переселимся; на реке хорошо.

— Эх, сынок, сынок! Легко сказать — переселимся. Ничего-то вы, молодые, не понимаете. — Она тихо пошла к очагу.

Глава двадцатая

Пленум избрал Санджарова первым секретарем райкома, там же освободили Довлиханова от обязанностей второго. Решено было рекомендовать его председателем в Учоюк.

После пленума к Санджарову зашел Шаклычев, которому предстояло заменить его в райисполкоме. Шаклычева, заведующего районо, Санджаров видел часто, но теперь, после назначения, особенно внимательно приглядывался к этому подтянутому человеку. Завтра им вместе ехать в Учоюк — проводить перевыборы председателя и готовить людей к переселению.

— Товарищ Санджаров, хочу спросить вас… — Шаклычев замялся, взял зачем-то коробку «Казбека», лежавшую на столе, и сразу же, словно прикоснулся к чему-то поганому, положил на место. — Не люблю, — с обычной своей непосредственностью объяснил Шаклычев, лицо его осветила доверчивая улыбка. — Из развлечений не люблю папирос, из людей — демагогов.

— Многозначительно сказано. Что же вы имеете в виду?

— Вот хотя бы историю с Довлихановым.

— Какую историю?

— Вы говорили на пленуме, да я и сам это понимаю, что переселение — важнейшая наша хозяйственно-политическая задача и решение ее требует от руководителей большого такта. А Довлиханов допустил грубость, в какой-то мере подорвал доверие к райкому. Неужели вы считаете правильным — рекомендовать колхозникам того, кто не умеет или не желает уважительно говорить с людьми? Тем самым колхозникам, которых он так обидел, что они пожаловались правительству. Зачем это нужно?

— А чтоб Довлиханов научился разговаривать с людьми, уважать колхозников. Его там живо в чувство приведут. Председатель в Учоюке слабый, за отцовские заслуги выдвинут. Фактически колхозом руководят старики, такие, как Анкар-ага.

— Знаю его. — Шаклычев усмехнулся. — Я у Паши в гостях бывал, познакомились. Занятный старик…

— Занятный? Мало ты его, видно, знаешь. Завтра поедем в пески, там поймешь, почему решили послать в Учоюк Довлиханова.

Они добрались до колодца Ганлы во второй половине дня, спешились возле кибитки Анкара-ага. Кроме Кейкер, дома никого не оказалось.

— Здравствуй, дочка, — сказал Санджаров, отвечая на приветствие девушки. — Чаю нам дашь или сначала за отцом сходишь?

— И чаю дам, и за отцом схожу, — бойко ответила Кейкер и потупилась, смущенная своей смелостью.

В восьмикрылой кибитке было довольно просторно, хотя скарба домашнего у Анкара-ага хватало. Во всем заметна крепкая хозяйская рука.

— Чайку бы неплохо… — мечтательно произнес Шаклычев, передавая Довлиханову протянутую Саиджаровым подушку. — Да и в том кувшине, что завернут в кошму, неплохой, наверное, напиток…

— Не торопись, Шаклычев, — рассмеялся Санджаров. — В этой кибитке есть чем угостить путников. Наберись терпения. Ложись, отдыхай — бери пример с Довлиханова.

Довлиханов старался держаться непринужденно, но Санджаров остро чувствовал, как тот внутренне напряжен, как не по себе сейчас этому самоуверенному человеку.

Снаружи послышалось предупреждающее покашливание, и Анкар-ага открыл дверь. Он подошел к гостям, с каждым поздоровался за руку, потом прошел в задний угол, туда, где сложена посуда, и скромно примостился там.

— Что это ты где пристроился? — насмешливо спросил Санджаров. — В старцы древние записался?

Анкар-ага улыбнулся, перебирая бороду крупными гибкими пальцами. Ответил не сразу:

— Знаешь, Санджар Политик, у ребенка сила в ногах — бегает, скачет, резвится; у юноши — важней всего стан стройный, красавицам по вкусу. А на старости лет прелесть жизни — во рту. Поесть да с людьми потолковать — вот и все наши радости.

— Будто уж больше ни на что и не способен? — Санджарову не терпелось сказать, что человек, за одну ночь добравшийся до Ашхабада, не вправе жаловаться на старость, но стесняло присутствие Довлиханова.

Гости пододвинули поближе чайники, принесенные Кейкер, и разговор перешел на злободневные темы: о сенокосе, о стрижке в отарах…

— Кстати, Шаклычев, — сказал Санджаров, когда с чаем было покончено, — не наведаться ли вам с Довлихановым к стригалям? Подозреваю, что вы в жизни своей не видели, как овцу стригут.

— Один раз довелось, — сказал Шаклычев, вопросительно глядя на Довлиханова.

— А в самом деле! — Довлиханов проворно поднялся, стараясь не показать, что понял маневр Санджарова. — Приехали — и за угощение. Надо же к людям сходить, поздороваться…


Рекомендуем почитать
Осеннее равноденствие. Час судьбы

Новый роман талантливого прозаика Витаутаса Бубниса «Осеннее равноденствие» — о современной женщине. «Час судьбы» — многоплановое произведение. В событиях, связанных с крестьянской семьей Йотаутов, — отражение сложной жизни Литвы в период становления Советской власти. «Если у дерева подрубить корни, оно засохнет» — так говорит о необходимости возвращения в отчий дом главный герой романа — художник Саулюс Йотаута. Потому что отчий дом для него — это и родной очаг, и новая Литва.


Войди в каждый дом

Елизар Мальцев — известный советский писатель. Книги его посвящены жизни послевоенной советской деревни. В 1949 году его роману «От всего сердца» была присуждена Государственная премия СССР.В романе «Войди в каждый дом» Е. Мальцев продолжает разработку деревенской темы. В центре произведения современные методы руководства колхозом. Автор поднимает значительные общественно-политические и нравственные проблемы.Роман «Войди в каждый дом» неоднократно переиздавался и получил признание широкого читателя.


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.


Один из рассказов про Кожахметова

«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».


Российские фантасмагории

Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.