Люди песков - [159]

Шрифт
Интервал

Каков долго молчал, только сейчас, видимо, поняв, что сболтнул лишнее, а потом признался:

— Работаю… учеником.

Вот, значит, на какой путь определила своего любимца заботливая мамаша! Продавец в хлебном магазине.

— И сколько же времени ты там учишься?

— С лета прошлого года. Как вышли на каникулы, так меня и устроили, — нехотя ответил Каков. — Ровно год исполнится скоро.

— Погоди, но ведь тебя не имели права принимать на работу? Это запрещено законом.

Каков пожал плечами, втянул голову в плечи, точно я сейчас ударю его. Он совсем раскис, вот-вот заплачет.

Мне никогда не нравился Каков. Странный ребенок. Словно неживой. Скучный. Совсем без воображения. Каждый знает, как далеко уводит мальчишек их фантазия. Сегодня хотят стать конструкторами, завтра — космонавтами, послезавтра — врачами, путешественниками… А Каков? Внезапная злость охватила меня: Огулнияз не просто деспотичная мать, она — убийца. Самое страшное ее преступление — Каков. Постепенно она разрушала сыновнюю душу: запрещала читать, думать, выходить на улицу, играть со сверстниками, спорить и драться с ними. С солнечной улицы она гнала его в темный и душный магазин Мусы: вот твоя пристань, сынок, здесь делают деньги. А потом вместо мороженого и кинотеатра — запертые комнаты: смотри, сынок, твои ковры, твоя мебель, твой хрусталь, твои люстры, мотоцикл, машина…

Так-то, товарищ учитель! И от того, что ты так разволновался, пользы трем твоим гибнущим ученикам никакой. Ты не имеешь права оставаться сторонним наблюдателем! Ты так любишь сравнивать себя с садовником! Маленькие черенки, маленькие веточки, кустики превращаются в громадные деревья. Деревья эти дают тень жаждущим прохлады, плоды — голодным. Садовник гордится своими деревьями, как собственными детьми, потому что деревья служат людям.

Помню, таким же мальчишкой, как Каков, утром я шел в школу, а после уроков, не положив в рот и нескольких крошек хлеба, спешил в поле — из учащегося я превращался в табельщика: замерял выполненную колхозниками работу. И только когда ночь опускалась на наши поля, едва волоча ноги, брел домой. Дома пил чай, заваренный солодковым корнем, съедал первый за день кусок ячменного хлеба, величиной с ухо человека, и снова уходил работать. Теперь уже в контору колхоза. Три смены! Случалось, засыпал прямо на ходу, от голода не раз терял сознание. Но это было в тяжелые военные годы, это была временная необходимость. И у меня была другая, чем у Какова, забота — помочь родному колхозу, а не набить карман деньгами. Неужели мой отец и сотни других отцов погибли за то, чтобы среди нас жили такие Огулнияз? И я поспешил к директору. Стараясь говорить как можно спокойнее и все равно волнуясь, подробно рассказал ему про семейные обстоятельства Какова, Бике и Гогерчин. На другой день вечером, как раз перед ужином, мы услышали пронзительный крик нашего сына, а потом жалобный плач. Только что Акджагуль привела его из детского сада и разрешила до ужина поиграть во дворе. А теперь Гельдишка стоял передо мной, на лбу его алела громадная шишка.

— Что с тобой? — склонился я к нему.

— Каков стукнул, — громко плакал он. — Мама, у меня голова болит. — Слезы его текли безудержным потоком.

Акджагуль тоже заплакала.

— Теперь ребенку житья не будет. Ты думаешь, Каков просто так его стукнул? Да он без приказания матери шагу не ступит. Объясни мне сейчас же, что ты затеял, за что они нам мстят? Завтра и вовсе голову ему пробьют! Хорошо еще, что глаз цел.

Я коротко передал Акджагуль мой разговор с директором. Она расплакалась еще пуще.

— Неужели ты думаешь переделать их? — сказала она мне и повернулась к сыну: — Расскажи мне, как это случилось? Ты не дразнил Какова?

— Я его сначала и не видел. Играл в машину, а тут он подскочил и говорит: "Кто тебе разрешил торчать возле нашего подъезда?" И как стукнет! А потом еще. Когда я заплакал, тетя Огулнияз его позвала.

Я стоял у окна, в своем кабинете, не зная, что предпринять. Вижу — Муса. Нехотя бредет с работы. Я вышел ему навстречу. Заговорил с ним резко, не выбирая выражений, рассказал о случившемся. Потребовал, чтобы Каков извинился.

Муса посмотрел на свои окна.

— У Какова раньше такой привычки не было, — пробормотал он. — Ну-ка, попробую поговорить с его матерью…

— Судя по всему, с матерью вы поговорить не сумеете, но мои слова ей передайте. Так и передайте, что, если Каков не извинится, и с ним и с нею, направившей его руку, будут разговаривать совсем в другом месте. И буду говорить не только об этом, но и о многом другом.

Не успел я перешагнуть порог своего дома, как Муса с искаженным лицом догнал меня:

— Послушайте. Ничего пока не делайте, сосед, очень прошу вас. Поверьте, я сам разберусь в этом деле.

Последние слова заставили меня взглянуть на моего тихого соседа с удивлением. Он весь дрожал и все пытался прикусить прыгающую нижнюю губу.

Через несколько минут раздался душераздирающий женский крик. На шум выскочили тетя Гумры с Нурчой и другие соседки, все повернулись к окнам Огулнияз. Видимо, услышала крик и Акджагуль. Она сидела в другой половине квартиры, а тут вбежала ко мне и бросилась к окну.


Рекомендуем почитать
«С любимыми не расставайтесь»

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Год жизни. Дороги, которые мы выбираем. Свет далекой звезды

Пафос современности, воспроизведение творческого духа эпохи, острая постановка морально-этических проблем — таковы отличительные черты произведений Александра Чаковского — повести «Год жизни» и романа «Дороги, которые мы выбираем».Автор рассказывает о советских людях, мобилизующих все силы для выполнения исторических решений XX и XXI съездов КПСС.Главный герой произведений — молодой инженер-туннельщик Андрей Арефьев — располагает к себе читателя своей твердостью, принципиальностью, критическим, подчас придирчивым отношением к своим поступкам.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.


Один из рассказов про Кожахметова

«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».


Российские фантасмагории

Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.