— Аминь, — перекрестились все вслед за священником.
Учитель сельской начальной школы Станчо выступил вперед и встал у гроба.
— Добрые люди, мы пришли сюда, подавленные скорбью, простится…
Он говорил о покойном, и образ Влади вставал перед слушателями не таким, каким они его знали, а таким, каким он уже жил в их мыслях…
Когда учитель кончил, священник дал знак и гроб опустили в могилу. Вагрила рванулась к ней, но ее схватили, удержали.
— Господи, матушка, прибери меня! — захлебнулась воплем Вагрила, оседая на землю. Женщины подняли ее и повели под руки в село. Она поглядела на небо. Оно было таким же свежим и чистым, как вчера. Тогда Вагрила закрыла лицо руками, чтобы в глазах у ней стало так же темно, как и на душе.
*
Время шло. Светало… Смеркалось… Дни вереницей тянулись друг за другом. Ветер с полей, залетая во двор Караколювцев, сдувал пыль скорби. Понемногу жизнь в доме возвращалась в прежнее русло. В повседневных заботах Вагрила немного отошла, но теперь все ее мысли обратились на Гергана. Она держалась за него, как слепец за поводыря и еще больше, чем раньше, волновалась и переживала за него…
Однажды вечером, к Караколювцам зашел учитель Станчо.
— Добро пожаловать! — встала навстречу нежданному гостю Вагрила, несколько удивленная его приходом. Он был учителем и Влади, и Гергана, но никогда доселе не переступал порог их дома. Встретив вопросительный взгляд Вагрилы, он заговорил:
— Я к вам вот по какому делу. Правление клуба-читальни решило увековечить память Влади, заказать песню о нем, и выделило для это цели средства.
— Так, понимаю.
— В базарный день надо будет сходить в город. Ты должна рассказать песнопевцу обо всем что было. Мы вместе пойдем, я зайду за тобой.
— Ладно, — после краткого колебания, согласилась Вагрила.
— Ну до свидания, — Станчо повернулся к двери.
— Ой, что же это я! — спохватилась Вагрила. — Даже не пригласила посидеть, погоди Станчо, не спеши, посиди с нами…
— Как-нибудь в другой раз, — Станчо отворил дверь и, облегченно вздыхая, вышел на крыльцо: не думал он, что так легко удастся договориться с Вагрилой. Та пошла проводить его.
— Вот что, Станчо, — решительно сказала она. — Влади мой сын, и за песню я уплачу.
— Так нельзя, — растерялся учитель, — ведь правление решило и средства выделены…
Но Вагрила, не слушая его, пошла обратно.
Песня о Влади! Вагриле и в голову не приходила подобная мысль, но сейчас она вся была захвачена ею. После семейного совета дед Габю выделил из денег, припрятанных на черный день, необходимую сумму. Вагрила завязала их в платок…
В первый же базарный день учитель и Вагрила отправились в город. Отыскали на базаре песнопевца. Он сидел на стуле под большим черным зонтом. Слушая рассказ Вагрилы, он ничего не записывал, только кивал и постукивал пальцами по колену, будто отбивал такт созревающей уже у него в голове мелодии.
Учитель Станчо стоял рядом и ждал удобного момента, чтобы подать песнопевцу деньги. Но Вагрила была начеку и перехватила его руку. Она сама расплатилась с певцом. Тот пересчитал деньги и ничего больше не сказал. Вагрила постеснялась спросить, когда будет готова песня, но была уверена, что она будет написана. За последнее время она убедилась, что горе матери вызывает искреннее сочувствие даже у чужих для нее людей. Встречая ее на улице крестьяне и школьники снимали шапки, священник и учитель первыми здоровались с ней…
*
Солнце уже позолотило весь Баждар, когда Бияз подъехал на телеге к дому Лесевых. Позвонил. Тотка открыла ему и радостно улыбнулась. Бияз долго вытирал постолы и все колебался — войти в дом или же здесь на крыльце сказать дочери то, что было нужно.
— Да зайди на минутку, давно не виделись, — сказала Тотка.
На кухне Бияз вынул из торбы небольшой пакет и положил его на стол.
— Это тебе гостинец мать прислала, а вот еще и хлеб.
— А зачем хлеб-то?
— Я тоже ей говорил, а она — возьми да возьми, пусть поест домашнего хлебца, про дом родной вспомнит — ну я и взял.
Тотка отщипнула от ломтя, отрезанного от середины каравая.
— Да ты, батя, присядь.
Бияз сел, положил торбу на колешь.
— Как там мама?
— Да все по-старому… ни больная, ни здоровая. А про тебя что ей сказать?
— Сам видишь — жива-здорова. Поклон передай.
За стеклянной дверью мелькнула тень. Вскоре на кухню вошла госпожа Лесева, кислая, сонная, как показалось Биязу. Он встал со стула.
— Доброго здоровья.
— Здравствуйте.
— Вот дочку проведать приехал, гостинца ей привез, — как бы оправдываясь, смущенно сказал Бияз. — Может, не побрезгуете, отведаете, тут груши да чернослива малость.
— Спасибо. Да вы сядьте.
Бияз оглянулся на стул, переступил с ноги на ногу и заторопился:
— Благодарствую. Да только мне пора, мне на базар еще надо…
Тотка пошла проводить его. На крыльце Бияз будто спохватился:
— Да, вот еще что, было запамятовал. Наказывала мать сказать тебе, чтобы ты приехала на Лазарский праздник.
— Ладно, приеду.
Вышли на улицу.
— Лошадь у нас новая. Старую я продал, добавил малость и купил вот эту…
— Хорошая лошадка.
Тотка подошла, похлопала ее по шее.
— Простынешь, — забеспокоился Бияз. — Ступай в дом. Ну, прощай покуда.
— Батя, погоди! — окликнула Тотка, уже усевшегося на передке отца. — Тут один знакомый твой приходил. Просил сказать, чтоб ты заглянул к нему, когда в городе будешь.
