— А ну, живо!
Заключенные, один за другим, зашагали по траве. Деревянные подошвы сандалий мяли опоясывавшую двор нежную зелень. Хоро снова пришло в движение. В центре его Митю Христов стоял неподвижно, как вбитый в землю кол. Заключенные, словно послушавшись его совета, не поднимали глаз к небу. Митю Христов прислушивался к себе ожидая, когда к нему вернется спокойствие. Низко над двором пронеслась птица, увлекая за собой взгляды людей. И Митю Христов проследил за ее полетом. В лазури неба гонялись друг за другом две птички. Он закрыл глаза и упрекнул себя за то, что поддался соблазну.
— Я прошу вас, — снова заговорил он, держа в руке револьвер, — не смотрите вверх. — И вдруг умолк, с растерянным видом. Одна из птичек уронила перышко, которое зигзагами опускалось во двор. Митю Христов хмуро оглядел заключенных, не смеется ли кто над ним?
Колокол возвестил конец прогулки.
— Марш в помещение! — закричал Митю Христов, размахивая пистолетом. — Марш в помещение!
Вереница заключенных медленно втекла в мрачное чрево тюрьмы. Митю Христов, стоя у входа с пистолетом в руке, тихо повторял одно и то же:
— С завтрашнего дня я буду стрелять в каждого, кто посмотрит на небо.
Заключенные разошлись по камерам. Митю Христов сунул пистолет в кобуру, и понял, что ослаб духом, коли пришлось ему прибегнуть к угрозе применения оружия.
Стук костыля глухо отдавался в узком и длинном, очень длинном коридоре.
*
Дневной свет еле пробивался в камеру сквозь замазанное стекло. Герган сидел на нарах и что-то записывал в свой «дневник» — несколько листов бумаги, которые дал ему Митю Христов. Каждый вечер перед поверкой он складывал листки и засовывал их в щелку под нарами. Месяцы тянулись один за другим, и он потерял им счет. За все это время с него ни разу не снимали цепь, и душа его истомилась… Сколько времени ему еще предстоит ее таскать? Этого он не знал и старался об этом не думать. Он был доволен тем, что еще жив. Это давало ему надежду, что он будет жив и завтра. «Надежда — это луч света, возникающий в самом человеке, а человек воображает, будто луч приходит извне», — записал Герган в дневнике.
Ключ скрипнул в замке, и дверь распахнулась так быстро, что он едва успел засунуть свои листки под нары. Митю Христов задержался в дверях и сделал вид, что ничего не заметил. Двое каких-то людей прошли мимо него и схватили Гергана за плечи.
— Пустите его! — приказал Митю Христов.
Они отступили.
— Идем! — тихо сказал ему Митю Христов. Герган недоверчиво посмотрел на двоих незнакомцев и, убедившись, что у них в руках ничего нет, поднялся. Вышел он из камеры пятясь, ему казалось, что если он повернется к ним спиной, они бросятся на него и задушат. Митю Христов стал возле него и сказал:
— Не бойся.
Это несколько успокоило Гергана.
Митю Христов отвел его в маленькую комнатку. На земляном полу стояла ржавая наковальня и тут же рядом — большой молоток. Герган ухватился за косяк двери и изо всей силы рванулся назад.
— Не бойся, не бойся! — успокаивал его Митю Христов.
Сопровождавшие их люди втолкнули Гергана в комнатку и заперли дверь.
Герган опустился на колени.
— Не пугайся, земляк! Тут все делается по закону. Сегодня мы только заклепаем тебе цепь и на второй ноге. Ты лучше ляг, удобнее будет.
Герган мешкал, его повалили на пол. Он озирался как затравленный зверь.
— Не бойся! — успокаивал Митю Христов. Он надел ему на лодыжку хомутик, сунул в ушки заклепку и застучал молотком.
Герган вскрикнул.
— Ногу, что-ли, задел? — спросил сочувственно Митю Христов.
— Малость, — ответил Герган, поднимаясь.
— Можно перевязать.
— Не стоит, — ответил Герган и в этот момент похолодел от внезапно охватившего его ужаса. Он столько думал о смерти, а не заметил как она к нему подкралась! Отряхнул пыль со штанов и пошел в камеру.
— Вот и конец! — вслух подумал он, оставшись один.
«Первым делом надо спрятать дневник», — подумал он. Можно было бы много еще написать, но теперь уже не осталось времени. Он сложил листки, оторвал лоскут от рубашки, завернул их и спрятал в щель между кирпичами стены. Товарищи найдут его записки после победы и узнают, что он не испугался смерти. Этого достаточно для завершения его краткой жизни — от него людям останется только этот дневник и воспоминание о нем самом. Да кто его, в сущности, знает! Жил безбородый мальчишка.. Не везло ему в жизни. Старая ятачка испугалась тогда, что он такой молодой… а теперь борода растет, да уже поздно.
Он сдвинул браслет кандалов. На лодыжке запеклась ссадина. «Как бы не произошло заражение крови», — подумал он, но тут же улыбнулся — это уже не имело значения… А в детстве мать прикладывала ему на царапины растолченный в деревянной ступке тысячелистник…
— Чуть не забыл! — спохватился он. У него оставался клочок бумаги. Он достал его и начал торопливо писать:
«Мама, сегодня мне заклепали кандалы…»
В коридоре послышались шаги и замерли перед дверью. За ним пришли! Дверь приоткрылась.
— Тебе посылка, — услышал он, и к ногам его упал пакет. Герган развернул его дрожащими пальцами. В нем была рубашка и записка: «…Ты знаешь, когда она тебе понадобится. Надень ее».
