— Ему хорошо, он не убил человека, как я… — И Бияз посмотрел на свои руки, словно они были чужие.
— Найдем их, найдем! — снова повторила Вагрила. — А я запаздываю по своему делу. — И с этими словами она заспешила вслед за хромым Митю Христовым. Она обогнала его, пройдя по обочине и, делая вид что не замечает его, направилась в общинное правление, где помешалась почта.
— Отправь этот пакет, да так, чтобы его получили как можно скорее, — сказала она почтовому служащему.
*
Митю Христов вошел в родной дом ни на что не глядя, будто он не отсутствовал несколько месяцев, а только выходил на минутку. На кухне, он на мгновенье задержал взгляд на пламени в очаге и произнес:
— Добрый вечер.
— Добро пожаловать, Митю, — встретила его невестка.
— Спасибо, — ответил он и сел у очага.
— Мать сильно захворала, — сказал ему брат.
— Да, знаю, — пробормотал он, поднимаясь. — Потому и приехал.
— Ты костыль-то оставь здесь! — сказала невестка и, видя, что он не понимает, пояснила: — Чтоб маму не огорчать.
Брат вошел в комнату первым, прикрывая его от взгляда матери. Подойдя к кровати он сказал, наклоняясь к ней:
— Мама! Ты хотела Митю видеть. Вот он здесь, приехал.
Одеяло пошевелилось, и старуха уставилась на Митю выцветшими глазами. Он наклонился и поцеловал высохшую холодную руку матери, но не спросил ее, как она себя чувствует. На него нахлынули воспоминания… Он представил себе, что сейчас, вот придут звать его, копать землю Караколювцев. И он, против своей воли, пойдет… «И чего я приехал?» — подумал он, упрекая себя и стараясь не смотреть на испитое лицо матери.
— Митю, ты ли это, сынок? — прошамкала она, пошевелив пальцами.
— Я, а кто же! — ответил неожиданно громко Митю, не глядя на мать.
— Голос твой узнаю, такой же как прежде, — с трудом проговорила она и, словно истратив на это последние силы, закрыла глаза и стала дышать ровнее.
— Голос тот же, да я сам не прежний, — так же громко сказал Митю.
Мать тяжело дышала. Он еще немного посидел возле матери и встал. Немного спустя, постукивая костылем, он уже ковылял к корчме Портного.
Иван Портной встретил его молча и неприветливо. Он чувствовал куда ветер дует и, в ожидании событий, совсем не радовался встрече с Митю Христовым. Немного утешало его то, что в корчме не было никого, кроме деда Цоню.
На душе у Митю Христова было тяжело, это было не просто забота о том, как спасти шкуру. Он прислонил костыль к столику и подпер голову кулаком, точь-в-точь как тогда, когда Портной уговаривал его стать полицейским. Но об этом он и не вспомнил. Вообще-то он был человеком непьющим, почему же ему так хочется сейчас выпить?
— Дай двойную! — заказал он, подняв голову, и снова подпер ее кулаком. Ему вспомнилось, как он давеча, у постели матери, почувствовал себя прежним Митю. Это было обманное чувство, он далеко не прежний, и именно это его мучило…
Иван Портной за прилавком молчал, довольный тем, что Митю не заговаривает с ним. Дед Цоню поднял стопку.
— Будь здоров, Митю!
Митю обрадовался, что его приветствуют.
— Поди сюда, дедушка Цоню! — пригласил он старика.
Дед Цоню, отпил глоток и подсел к Митю.
— Мать проведать приехал? — спросил он.
— Мать, — коротко ответил Митю, ожидая другого вопроса.
— Вижу я, костыль у тебя, — продолжал дед Цоню.
— Дай еще двойную, — сказал Митю, не отвечая.
Портной поставил стакан на стол и поспешил отойти.
— Никак ты выпивать стал, — заметил дед Цоню.
Митю Христов не отвечая, выпил залпом.
— Ты с меня пример не бери. Берегись, чтобы не пристраститься, а то тебе трудно придется. Похудел ты, гляжу я, быстро хмелеть будешь.
— Как же человеку жить, ежели он ни к чему пристрастия не имеет и ничего не любит, дед Цоню.
— А ты, верно, слезы любишь?
— Нет, не припомню, чтобы я когда плакал, — не поняв, ответил Митю Христов.
Он вдруг схватил костыль, оперся на стол и, с неожиданной ловкостью взобрался на него. Дед Цоню прихватил стопку, чтобы Митю не опрокинул ее и с изумлением глядел на него. Митю Христов вдруг заговорил, громко, словно перед тысячной толпой:
— Я, — он стукнул себя кулаком в грудь, — выпускаю и запираю по несколько раз на дню пятьдесят человек. Они мне подчиняются. У тебя были когда-нибудь подчиненные, знаешь ты, что это такое пятьдесят человек под своим началом иметь?
Дед Цоню, не допив вино, встал, положил на стол деньги и пошел к дверям.
— Придушить бы тебя, гада, да некому, — пробормотал он себе под нос уже в дверях, перекрестился и вышел.
— Пятьдесят человек я выпускаю и запираю! — злобно кричал ему вслед Митю Христов, но тот уже закрыл за собой дверь.
Митю Христов обмяк, опустился на стол, несвязно бормотал:
— Трудно мне словами сказать, а я все понимаю… Только как это людям объяснить, чтобы поняли… Я всегда за правду стоял… — он схватил себя за куртку и рванул ее, будто она его душила.
Портной молча выглядывал из-за стойки. Митю Христов снова встал на столе, хотел снова что-то сказать, но вдруг почувствовал вокруг себя пустоту и промолчал.
На дворе была уже ночь.
*
Митю Христов пришел домой.
— Мама как увидела тебя, так ей полегчало, — сказал ему брат, когда он вошел в кухню.
— Я уезжаю.
— Чего ж так скоро?
