Люди переменились - [116]

— Ему хорошо, он не убил человека, как я… — И Бияз посмотрел на свои руки, словно они были чужие.

— Найдем их, найдем! — снова повторила Вагрила. — А я запаздываю по своему делу. — И с этими словами она заспешила вслед за хромым Митю Христовым. Она обогнала его, пройдя по обочине и, делая вид что не замечает его, направилась в общинное правление, где помешалась почта.

— Отправь этот пакет, да так, чтобы его получили как можно скорее, — сказала она почтовому служащему.

*

Митю Христов вошел в родной дом ни на что не глядя, будто он не отсутствовал несколько месяцев, а только выходил на минутку. На кухне, он на мгновенье задержал взгляд на пламени в очаге и произнес:

— Добрый вечер.

— Добро пожаловать, Митю, — встретила его невестка.

— Спасибо, — ответил он и сел у очага.

— Мать сильно захворала, — сказал ему брат.

— Да, знаю, — пробормотал он, поднимаясь. — Потому и приехал.

— Ты костыль-то оставь здесь! — сказала невестка и, видя, что он не понимает, пояснила: — Чтоб маму не огорчать.

Брат вошел в комнату первым, прикрывая его от взгляда матери. Подойдя к кровати он сказал, наклоняясь к ней:

— Мама! Ты хотела Митю видеть. Вот он здесь, приехал.

Одеяло пошевелилось, и старуха уставилась на Митю выцветшими глазами. Он наклонился и поцеловал высохшую холодную руку матери, но не спросил ее, как она себя чувствует. На него нахлынули воспоминания… Он представил себе, что сейчас, вот придут звать его, копать землю Караколювцев. И он, против своей воли, пойдет… «И чего я приехал?» — подумал он, упрекая себя и стараясь не смотреть на испитое лицо матери.

— Митю, ты ли это, сынок? — прошамкала она, пошевелив пальцами.

— Я, а кто же! — ответил неожиданно громко Митю, не глядя на мать.

— Голос твой узнаю, такой же как прежде, — с трудом проговорила она и, словно истратив на это последние силы, закрыла глаза и стала дышать ровнее.

— Голос тот же, да я сам не прежний, — так же громко сказал Митю.

Мать тяжело дышала. Он еще немного посидел возле матери и встал. Немного спустя, постукивая костылем, он уже ковылял к корчме Портного.

Иван Портной встретил его молча и неприветливо. Он чувствовал куда ветер дует и, в ожидании событий, совсем не радовался встрече с Митю Христовым. Немного утешало его то, что в корчме не было никого, кроме деда Цоню.

На душе у Митю Христова было тяжело, это было не просто забота о том, как спасти шкуру. Он прислонил костыль к столику и подпер голову кулаком, точь-в-точь как тогда, когда Портной уговаривал его стать полицейским. Но об этом он и не вспомнил. Вообще-то он был человеком непьющим, почему же ему так хочется сейчас выпить?

— Дай двойную! — заказал он, подняв голову, и снова подпер ее кулаком. Ему вспомнилось, как он давеча, у постели матери, почувствовал себя прежним Митю. Это было обманное чувство, он далеко не прежний, и именно это его мучило…

Иван Портной за прилавком молчал, довольный тем, что Митю не заговаривает с ним. Дед Цоню поднял стопку.

— Будь здоров, Митю!

Митю обрадовался, что его приветствуют.

— Поди сюда, дедушка Цоню! — пригласил он старика.

Дед Цоню, отпил глоток и подсел к Митю.

— Мать проведать приехал? — спросил он.

— Мать, — коротко ответил Митю, ожидая другого вопроса.

— Вижу я, костыль у тебя, — продолжал дед Цоню.

— Дай еще двойную, — сказал Митю, не отвечая.

Портной поставил стакан на стол и поспешил отойти.

— Никак ты выпивать стал, — заметил дед Цоню.

Митю Христов не отвечая, выпил залпом.

— Ты с меня пример не бери. Берегись, чтобы не пристраститься, а то тебе трудно придется. Похудел ты, гляжу я, быстро хмелеть будешь.

— Как же человеку жить, ежели он ни к чему пристрастия не имеет и ничего не любит, дед Цоню.

— А ты, верно, слезы любишь?

— Нет, не припомню, чтобы я когда плакал, — не поняв, ответил Митю Христов.

Он вдруг схватил костыль, оперся на стол и, с неожиданной ловкостью взобрался на него. Дед Цоню прихватил стопку, чтобы Митю не опрокинул ее и с изумлением глядел на него. Митю Христов вдруг заговорил, громко, словно перед тысячной толпой:

— Я, — он стукнул себя кулаком в грудь, — выпускаю и запираю по несколько раз на дню пятьдесят человек. Они мне подчиняются. У тебя были когда-нибудь подчиненные, знаешь ты, что это такое пятьдесят человек под своим началом иметь?

Дед Цоню, не допив вино, встал, положил на стол деньги и пошел к дверям.

— Придушить бы тебя, гада, да некому, — пробормотал он себе под нос уже в дверях, перекрестился и вышел.

— Пятьдесят человек я выпускаю и запираю! — злобно кричал ему вслед Митю Христов, но тот уже закрыл за собой дверь.

Митю Христов обмяк, опустился на стол, несвязно бормотал:

— Трудно мне словами сказать, а я все понимаю… Только как это людям объяснить, чтобы поняли… Я всегда за правду стоял… — он схватил себя за куртку и рванул ее, будто она его душила.

Портной молча выглядывал из-за стойки. Митю Христов снова встал на столе, хотел снова что-то сказать, но вдруг почувствовал вокруг себя пустоту и промолчал.

На дворе была уже ночь.

*

Митю Христов пришел домой.

— Мама как увидела тебя, так ей полегчало, — сказал ему брат, когда он вошел в кухню.

— Я уезжаю.

— Чего ж так скоро?