Люди переменились - [11]

— Да, сколько раз встречались.

— И, верно, не последняя это встреча! — Иван Венков выпрямился и строго произнес: — Ну займемся делом!

— Каким это? — с напускным простодушием спросил Стоян Влаев.

— А таким, что пойдешь с нами в город.

— А я-то думал, что вы помогать мне пришли.

— Пойдем! — не принимая шутки, сказал полицейский, шагнув к Стояну.

— Ладно, не убегу. Хотел бы убежать, лес под боком! — Стоян нагнулся, заправил края штанин в шерстяные носки. Потом кивнул, прощаясь, односельчанам и пошел, сопровождаемый полицейскими, в ту сторону, где незадолго перед этим скрылась Иванка.

— Хоть один день продержат его — запоздает он с перекопкой, — заметил с сожалением Петкан, глядя вслед уходящим.

— Ничего, вспашет после, — сказал Митю.

— Коли будет хороший год, и так уродится, — добавил Влади.

Стоян Влаев остановился у торчащего заступа, поднял комок земли и, показывая его полицейским, что-то сказал.

— Ну не грех ли это, — негодующе произнес Петкан. — Оторвали человека от работы. Не могли, что ли, погодить до вечера, он бы успел вскопать!

— Да, неважная у них служба, — заметил Митю.

— Что и говорить, не то был бы и у нас в селе свой стражник.

— У каждого свой интерес, — как-то неопределенно сказал Митю, глядя на полицейских.

*

Не разрешили Стояну зайти домой. Задержавшись немного в общинном правлении, полицейские повели арестованного в город.

На околице, у моста, стояла Иванка. Сердце у ней горестно сжалось при виде мужа, конвоируемого полицейскими. Но когда они приблизились, Иванка раздраженно заговорила:

— Бессемейный ты, что ли, бездомный? Своих забот полон рот, а ты все чужими делами занимаешься, вот и забрали тебя…

— Так-так! — одобрительно кивнул головой Иван Венков. — Верно говорит баба.

— Ежели бы тепло было, я бы и дочку привела, чтобы ты поглядел на нее. Неужто тебе нас не жалко? Когда же ты за ум возьмешься?.. — не умолкала Иванка.

— Слушал бы свою бабу, никто бы тебя и не трогал, — снова сказал старший полицейский.

Угрюмо взглянув на жену, Стоян Влаев ускорил шаги.

Иванка нагнала его и сунула ему в руки ветхую торбу.

— Холодно еще, фуфайка здесь и хлеб.

На душе у Стояна потеплело, но раздраженный замечаниями полицейского, он обернулся и сказал ему:

— Занимайся своим делом!

— Упрямая голова! Хлебнешь ты еще горюшка, — с сожалением произнес полицейский.

Глядя на спину идущего впереди мужа, Иванка снова заговорила, обращаясь к конвоирам:

— Ему тоже от вас жизни нет. Не трогали бы его, он бы и успокоился. Так-то он еще хуже станет… Сами знаете, коли собаку на цепи держать, она злой становится.

— Ладно, ступай себе! — сказал Иван Венков и, кивнув напарнику заторопился за ушедшим вперед арестованным.

— Беда бабе с тобой, — укоризненно произнес старший полицейский, но Стоян Влаев даже ухом не повел, не обернулся, чтобы взглянуть на жену. Не хотел он, чтобы конвойные увидели его повлажневшие глаза.

Не обернулся он и взглянуть в последний раз на село, в котором уже загорелись первые огоньки.

*

Дорога тянулась мимо безлюдных заснеженных полей.

Стоян шагал молча, не глядя по сторонам, погруженный в свои мысли. Но вскоре полицейские поравнялись с ним и заговорили, как со случайным попутчиком.

— Помнишь, Стоян, когда мы с тобой познакомились? — спросил Иван Венков.

— Еще бы не помнить!

— Я тогда только что свою службу начал…

— Не женился еще? — перебил его Стоян.

— Собираюсь. Чему быть, того не миновать.

— В городе люди поздно женятся. А мы в селе рано семьей обзаводимся. Дочке моей уже шестой год пошел.

— Дай ей бог здоровья, — пожелал Иван Венков.

Стоян Влаев, еще будучи учащимся Варненского морского училища, стал членом Рабочего союза молодежи, был активным участником революционного молодежного движения и смысл своей жизни находил в борьбе. Училища он не окончил, исключили его, арестовали, посадили в тюрьму. Отбыв срок заключения, вернулся в село. Женился. Родилась дочка. Он и не заметил как она заполнила его душу, согрела ее тихой радостью… И вот сейчас, когда он подумал о дочке, сердце его горестно сжалось, он замедлил шаги, пряча лицо в заиндевевший воротник полушубка. Отгоняя тоскливые мысли, Стоян заговорил о другом, вспоминал о различных случаях в своей жизни. Он не раз подвергался арестам, но впервые не думал о том, как будет вести себя в участке, что говорить.

— Стало быть, исключили меня, запамятовал уже в каком году это было, сочинили какое-то обвинение и посадили, суда дожидаться. Однажды, решили нас, подследственных, перевести в город. Узнала об этом мать и вышла спозаранок на шоссе. Повидаться со мной хотела. Повели нас к вечеру. Да не так, как вы теперь меня ведете…

— А как? — спросил младший полицейский.

— Были мы в тюремной одежде, к ноге у каждого двухпудовая цепь прикована, тащишь ее, перекинув через плечо. Увидела мать меня, кинулась ко мне, обнять хотела, а стражник загородил ей дорогу.

«Нельзя, — говорит. — Полюбуйся со стороны на своего молодца!»

«Да что он такого худого сделал!» — сказала мать и руки ко мне протянула. Не пустил ее стражник. Тут мне в голову кровь бросилась. Поднял я цепь, да как ударю его о мостовую.

«Бунтовать вздумал, а?» — заорал стражник и толкнул меня, чтобы шел. Так и не удалось мне обнять мать. И покуда сидел в тюрьме, умерла она.