Люди ПЕРЕХОДного периода - [85]

Вот оно, как же я это сразу не догадалась! Мы, я помню, в тот день спустились с Венерой в наш полуподвал, в ресторанную кухню, так она захотела: правда, это была не эта Венера, а та, её параллельная. Дальше… Помню, на мне ещё было платье для коктейля, чёрное, на двух тонких лямках, плечи, разумеется, полностью открыты; именно на них пришёлся тот ледяной ожог, когда, припёртая Венерой к стене, я прикоснулась спиной к тёплому кафелю. Дальше был разговор между мной и моей незваной гостьей, и неожиданно я начала вдруг сползать по стене… А затем… Затем почему-то включился вытяжной вентилятор. Потом… потом я ощутила Переход, сверху, снизу, отовсюду от себя… чёрное, серое, снова чёрное и уже окончательно прояснившееся, хотя и не белое, не сияющее и даже не просто светлое… И оказалась в этой надземной пустыне, голая и без волос. Это значит… это значит, что канал связи со своим параллельным начинается именно там. Но это же означает, что там он и заканчивается, если считать Проходом эту сторону Перехода, этот загадочный Овал, о котором постоянно твердит Венера. О чём это говорит? Насколько я теперь понимаю, нужно, чтобы, по крайней мере, совпали две вещи: я, вернее сказать, моя оболочка, находилась возле этого непонятного Овала в то же самое время, когда моя параллельная будет на той стороне Перехода, у самого Прохода, в непосредственной близости от включённой на полный оборот вытяжки — кажется, это седьмое положение тумблера. И как такого достичь, спрашивается? Если бы ещё, допустим, речь шла о Герке, не дай Бог, — ну просто представим себе такое, чисто умозрительно, — в этом случае всё было бы гораздо проще: он и так проводит в том довольно незначительном по размерам пространстве практически всё своё время, начиная с бизнес-ланча и вплоть до закрытия заведения, это ведь основное место его работы на кухне. Оттуда он руководит процессом, там же устраивает нагоняи нерадивым поварам, там же размещается его рабочая поверхность, где он создаёт свои кулинарные чудеса, которым я потом присваиваю разные интересные названия. Там же располагается и его любимое полукресло, в котором он в редкие минуты передыха пересиживает накопившуюся усталость. По крайней мере, теперь становится ясно, отчего ни истребительщик этот наш, что в лесу приземлился, ни Ульянов-Ленин, которого на Михельсоне подбили, ну просто совершенно никак не могли оказаться там же во второй раз, оттого, наверное, и прекратили, каждый в своё время, попытки докричаться до своих параллельных. А скорее всего, даже и не начинали. Думаю, и с остальными нашими похоже получилось.

— Скажи мне, а где этот ваш Овал находится, — не ответив на её вопрос, я задала ей свой, встречный, — ну, через который каждый вновь прибывший параллельный первым делом испытывает канал связи?

Она махнула рукой в неопределённом направлении света. Точней сказать, — серой туманности, выходящей за границы любой видимости.

— Он там, в той стороне, — и обозначила рукой панораму округи во всю её ширь, — куда пойдёшь, подруга, там он и будет. Главное, назначить цель и уже не отпускать её всей своей оболочкой. И тогда само всё получится, выведет на магистраль и доведёт. Ну, а там тоже искать не придётся, канал тебя сам же и отыщет, и к себе приманит, а только как уж это самое получается, доподлинно никто не знает, кроме тех, кому по местному уложению знать положено. Или кто сам этим же всем и рулит. Но они за Входом, просто так не спросишь, пока не пересечёшь входную черту.

— А где он, Вход?

Венера хмыкнула:

— Да тоже никто не подскажет, даже и не надейся, я сама не в курсе, знаю только то, что мне в ушные оболочки нашёптывает неясно кто, но про свои дальнейшие дела узнать могу только от этого потайного источника. Вот пообвыкнешься, введу тебя в устав уже получше, в уложение, во все прочие дела, перескочишь на другой оборот, тогда и тебе в уши поддувать станут, только успевай переваривать. Но ты, я смотрю, ещё недостаточно окрепла, хотя в некотором отношении опережаешь, не скрою. Я, к примеру, когда Алексей Петрович принял меня под крыло, вообще дура дурой была, реветь пыталась поначалу как ненормальная, а только нечем было уже, поздно: ни слёз, ни морщин, ни соплей. Просто каждый по-своему Переход переносит, ну как примерно дайвинг или невесомость при воздушной яме. Я — совсем, видно, никак, хотя и не ныряла, но зато и не блевала тоже — какая есть, такой, может, и останусь, не пройду в верхние, не одолею, так я чувствую.

— То есть ты хочешь сказать, что тебе нашептал кто-то, чтобы ты меня встретила?

Она отмахнулась:

— Да нет, ты чего? Тебя мне мой проводник поручил, я ж говорю, лётчик мой, Мересьев, он же дал понять, что дальше уже сама буду, без него, исключительно через уши и остальные знаки внимания, о которых я и сама пока без понятия. А уж ему кто поручение на меня дал, это я не в курсе. Может, верхние так стараются, а может, график есть специальный, типа когда кому кого встретить и поучить. Тайна, как всё тут про всё и всех. Ну, а после попрощались мы с ним уже типа навечно, хотя и нету тут ни у кого ни «здравствуй», ни «прощай», ни «навечно», ни «временно». Любого можно ждать от любого, даже если ничего и не обещал. Или наоборот, наобещал с три короба, а всё в пустоту ухнуло. Запомни, только ты сама и твоё личное мироздание, какое нужно научиться видеть шире раньшего и созерцать пуще прежнего. Плюс совершенствуй в себе надежду, это, пожалуй, ещё важней, чем всё остальное, за хорошую крепкую надежду быстрей обороты дают и звания очередные присваивают, от нижних до верхних: как-то так или типа того, Магдуль. — Она довольно улыбнулась. — Это мы сейчас с тобой, считай, половину начального курса прошли уже, с опережением. Ты, смотрю я, понятливая, не как я, и это хорошо для нас обеих: ближе к гармонии стоим ещё на чуть-чуть, а значит, ещё на полшишечки углубились в направлении к вечному блаженству, чего и требовалось доказать.