Люди – книги – люди. Мемуары букиниста - [36]

Затем, в период уже моего директорства, мне как-то позвонил наш бывший декан, теперь уже ставший заведующим кафедрой книговедения в родном Полиграфическом институте Александр Алексеевич Говоров. Он спросил, не могу ли я принять к себе на работу его родного племянника. Ну, как я могла отказать любимому преподавателю? Правда, меня насторожило то обстоятельство, что этот его племянник к тридцати своим годам так и не закончил наш институт (при таком дяде – это было просто смешно) и по сути дела не имеет никакой профессии. У меня возникли кое-какие подозрения, которые потом вполне оправдались. Однако в тот момент у меня не было повода для отказа. Когда этот Александр-второй (звали его Саша С.) заявился в магазин, меня поразило его сходство с Говоровым: тот же рост, та же стать, ширина и объёмы, только на лице его были явные следы еврейского происхождения да на голове – шапка курчавых тёмных волос. Даже очки казались говоровскими. Сашка был малым весьма неглупым, даже приятным и работал очень хорошо – когда был трезвым. Его определили в технический отдел, и надо сказать, они прекрасно смотрелись в паре с Таней О., тоже весьма статной девицей, пришедшей к нам на работу из книготоргового техникума. У Татьяны также имелся хороший заскок, но совершенно безобидный: она была помешана на балете. Таня даже когда-то занималась балетом, но быстро переросла и превратилась потом в настоящего балетного «сыра». Предметом её обожания был Александр Ветров. Кстати, именно Таня О. сумела как-то раз меня провести в Большой театр на «Спартака», а я в ответ «угостила» её балетом «Шакунтала» в театре Немировича-Данченко.

Короче говоря, оба они – Таня и Саша – очень напоминали мне две большие египетские статуи, когда неподвижно стояли друг напротив друга у входа в свой отдел. Как ни странно, они в паре очень хорошо работали, опять же, если Сашка был трезв или не с перепою. С утра он как-то сдерживался. Но потом трубы у него начинали гореть, и он просил меня или отпустить его, или послать с каким-нибудь делом в «Буккнигу», или «Москнигу». Естественно, по дороге он где-нибудь прикладывался к бутылке, иногда даже доходил обратно, а иногда звонил и говорил, что придёт завтра. Как-то раз я его отправила за деньгами, причём за большими, в Буккнигу, а он запропал. Боже, как я психовала! Но он всё-таки дошёл до магазина и деньги принёс. Сашка был абсолютно честным и хорошим парнем, но с ним всё же пришлось расстаться.

Предпоследним ударом по крышке гроба оказался визит одной молодой особы, которую в магазин привели её отец и муж. Они настойчиво предлагали мне взять её на работу в качестве продавца, мотивируя своё желание устроить её к нам в магазин тем, что молодой женщине рекомендована тихая и спокойная работа. Сама молодая особа за всё время не произнесла ни единого слова, зато выражала все признаки стремления завалиться на бок и упасть со стула. Мне кажется, у неё был церебральный паралич или что-то похожее на него. Оба мужчины – и старый, и молодой – вовсе не казались ненормальными, но оба настойчиво убеждали, что лучше сотрудника мне не сыскать, а работа для неё здесь самая подходящая. Тщетно мы все вместе старались убедить их в обратном. Помню, посреди всех своих доводов я говорила о материальной ответственности, о том, что наша работа и здорового человека с ног свалить может, а сама всё удивлялась – откуда у такой муж? Как он на ней женился и когда? Ну, ладно бы – брат, а то – муж. На мой взгляд она была инвалидом с детства. Может быть, она забеременела и стала такой? В общем, вид у неё был совершенно полоумный.

Не помню уж, как нам удалось от них отбрехаться, но некоторое время после их ухода меня потряхивало, как от электрошока. Вот была бы история, если бы мы её взяли!

Ну, а последней в этом ряду, на моём веку, была, конечно же, мадам С-ая, наша последняя директриса, из-за которой почти всем нам пришлось уйти из магазина. Конечно, я не специалист, но ей бы поставила диагноз «шизофрения, помноженная на паранойю». Был ли кто там ещё ненормальный уже после моего ухода, я не знаю. По-моему, достаточно и этих.

Глава 12. Ещё раз о покупателях

Ладно, сколько можно говорить о ненормальных. Сейчас хочется вспомнить ещё одного чудесного человека, который очень украшал наше существование. Звали его Николай Арсеньевич Строганов. Это был высокий, седой, очень красивый пожилой человек. Назвать его стариком как-то язык не поворачивается, хотя, когда я его впервые увидела, ему было, наверное, сильно за 60. Он чуточку сутулился, но скорее от своего высокого роста, чем от возраста. Каждый четверг, зимой и летом, весной и осенью, он неизменно приходил к магазину ещё до открытия, и терпеливо ждал, когда появятся наши первые ласточки с ключами. Ему везло, если дежурила Галина Андреевна или Люда, а я вечно просыпала и опаздывала и. Летя от Садового кольца к магазину, я ещё издалека видела его высокую фигуру, в терпеливом ожидании застывшую у дверей магазина. Он охотно болтал с нами, относился к нам очень по-доброму, и мы его любили. А собирал он книги по органу. Такие книги встречались у нас нечасто, но если хоть что-нибудь было, мы обязательно оставляли их для Строганова, звонили ему домой и он очень радовался, если попадалась книга, которой у него не было. Он приходил к нам почти все то время, что я работала в магазине – ну, лет 14, наверное (а сколько лет он приходил до меня?!). Казалось, проработай мы сто лет – и все сто лет каждый четверг он будет ждать нас у дверей магазина. Но нет – состарился наш Николай Арсеньевич, заболел и умер. Приходила к нам его дочь, уже немолодая приятная полная дама, чтобы продать кое-что из его книг. Она была похожа на отца, но не такая интересная. А я вспомнила, как он специально принёс мне показать свою фотографию в молодости. Он был снят в три четверти, на нём была офицерская морская форма, лицо точеное, голова кудрявая, такой красавец – Григорий Александров в свою лучшую пору мог бы умереть от зависти. Царствие небесное нашему Николаю Арсеньевичу!