Люди и взрывы - [51]

Вот еще примеры, иллюстрирующие принципы Игоря Евгеньевича.

1952 год. Тамм узнает, что к группе философов, обвиняющих Альберта Эйнштейна в махизме и идеализме, присоединился один физик, считавший себя учеником Игоря Евгеньевича. Чтение его статьи происходило на квартире моего близкого друга. Игорь Евгеньевич с большим раздражением вышел из-за стола и заявил: «Вы понимаете, здесь возмутительно не только то обстоятельство, что он подпевает тем философам, которые ничего не понимают в теории относительности. Он пишет в статье о том, чему сам не верит». Рассказывают, что через некоторое время после этого случая на каком-то заседании рядом со стулом Игоря Евгеньевича оказалось свободное место. Опоздавший физик, о котором шла речь, сел на это место и поздоровался с Игорем Евгеньевичем. Вместо ответа тот резко встал и пересел подальше.

Приблизительно в те же годы было принято несправедливое решение об исключении из состава института одного математика. Когда об этом стало известно, некоторые сотрудники, как это нередко бывало в то время, зная, что их коллега ни в чем не виноват, все же старались при встрече не замечать его. Игорь Евгеньевич, напротив, в день его ухода предупредил своих сотрудников: «Сегодня после обеда меня не будет — должен поддержать М. и помочь ему собраться в дорогу».

Один из учеников Игоря Евгеньевича — Евгений Львович Фейнберг так говорит об особенностях характера и стиля работы Игоря Евгеньевича: «...Концепция порядочности с какой-то особой цельностью выработалась в определенной среде и в определенную эпоху — именно в лучших слоях трудовой интеллигенции в России конца XIX — начала XX века — и перешла к нам оттуда... В Игоре Евгеньевиче эти черты сочетались с редкой полнотой, позволяющей считать его некоторым эталоном».

«Едва ли не главной из этих черт была внутренняя духовная независимость — в большом и малом, в жизни и в науке».

«Игорю Евгеньевичу было глубоко свойственно чувство собственного достоинства. Я решусь даже сказать, что он был гордым человеком. Однако, употребляя это слово, нужно многое объяснить. Это была не та гордость, которую вульгарные люди отождествляют с высокомерием. Российская интеллигенция, из которой вышел Игорь Евгеньевич, выработала свои, особые мерки».

Он был очень требователен к себе, огромная часть сделанного не получила отражения в публикациях — он печатал только подлинно результативные вещи, и число опубликованных им работ, по теперешним масштабам, неправдоподобно мало (если исключить популярные статьи, обзоры и перепечатки на других языках, наберется лишь 55 научных статей).

Собственная неустанная работа, собственная огромная эрудиция, умение сочетать физический подход, физическое понимание сути с убедительной математической трактовкой были замечательным примером для его учеников и коллег.

Летом 1955 года отмечалось шестидесятилетие Игоря Евгеньевича. Научный руководитель института заказал и преподнес ему большой торт с надписью: «И. Е. Тамм — 30 лет». При этом были сказаны следующие слова: «Игорь Евгеньевич! Я, конечно, знал о вашем юбилее, но совсем позабыл, сколько вам сегодня лет. Спросил теоретиков. Они ответили: „Минуточку, сейчас рассчитаем!" Позвонили и сообщили — сегодня Игорю Евгеньевичу 30 лет. А потом, как обычно, оказалось, что теоретики „потеряли" двойку. Но исправить ошибку было поздно — надпись сделали. Кроме того, поразмыслив, я решил, что, может быть, такая надпись справедлива. Какие там шестьдесят — вам и тридцати сейчас не дашь!»

Психологи утверждают, что способность удивляться — один из главных факторов, характеризующих душевную и физическую молодость человека. Эту способность Игорь Евгеньевич сохранил до последних дней.

АКАДЕМИК АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ САХАРОВ

Лишь тот достоин жизни и свободы,

Кто каждый день за них идет на бой.

«Фауст», Гете

Когда Андрей Дмитриевич появился у нас, сразу стало ясно, что пришел большой талант, личность совершенно незаурядная, мыслящая по своей собственной, неповторимой программе. Внешне это был скромно, небрежно одетый, флегматичный молодой человек, типичный литературный образ ученого, отрешенного от людей и мира.

Внешность была обманчива. Области научных и общественных интересов Андрея Дмитриевича почти безграничны. Так же, как и безгранична его беспокойная, неутомимая заинтересованность в судьбах людей, далеких и близких. Считать его теоретиком в обычном значении этого слова — неправильно. Наряду с работами по тонким теоретическим проблемам, он, подобно Э. Ферми, превосходно понимал эксперимент, легко устанавливал контакты с экспериментаторами. Он — талантливый физик, изобретатель широкого профиля. Генератор идей с прекрасно развитой интуицией.

Как это часто бывает с одаренными людьми, к собственным идеям Сахаров относился легко, не фиксируя их и не заботясь о своем приоритете. Поразительна физическая интуиция Андрея Дмитриевича. Он предвидел результат буквально «сквозь» сложнейшие формулы. Вспоминается такой эпизод: Яков Борисович Зельдович на семинаре рассказывает о своей новой работе по астрофизике. Сложные теоретические построения, громоздкие формулы, тонкие оценки. Аудитория напряженно слушает, задаются вопросы по ходу рассуждений, и неожиданно звучит вопрос Андрея Дмитриевича. Он уже «видит» ожидаемый результат. Докладчик на минуту умолкает и, оценив ситуацию, обращается к Сахарову: «Вы бы погуляли часок, Андрей Дмитриевич, а мы к тому времени, возможно, доберемся до вашего решения». Откуда такая способность видеть результат? Это дар, подкрепленный воспитанием.