Люди и взрывы - [50]

Яков Борисович в науке — человек огромной жадности (в хорошем смысле слова) и в то же время абсолютной честности, самокритичный, готовый признать свою ошибку, правоту или авторство другого. Он по-детски радовался, когда ему удавалось сделать что-то существенное или преодолеть методическую трудность красивым приемом, и глубоко переживал неудачи и ошибки. По большому счету, в отношении науки он был скромным человеком, часто ему казалось, что он дилетант, недостаточно профессионален в том или ином вопросе, и он прилагал огромные (не видимые со стороны) усилия, чтобы преодолеть свои пробелы.

В наших 40-летних отношениях были и свои тернии, горькие обиды и периоды охлаждения, сейчас все это выглядит не более чем пеной в потоке жизни, но, как говорится,— что было, то было. Однажды, много лет назад, Яков Борисович позвонил и сказал: „Есть слова, которые нельзя повторять каждый день, но иногда их надо произнести". Сегодня, прощаясь с Яковом Борисовичем, я хочу сказать, какую огромную роль сыграл он в моей жизни, так же, как и в жизни и работе многих людей, как мы его любили, как я его любил, как нам будет его недоставать, как он нам был нужен!»

АКАДЕМИК ИГОРЬ ЕВГЕНЬЕВИЧ ТАММ

Он не входил, а скорее вбегал в лабораторию — маленький, быстрый, с добрыми внимательными глазами. Здоровался со всеми, на ходу произнося: «Ну, что у вас нового, товарищи?»

Это была Казань военного времени. Год 1943-й. Большинство эвакуированных из Москвы и Ленинграда институтов Академии наук располагались на территории Казанского государственного университета.

Мы рентгенографировали явления при детонации взрывчатых веществ. Игоря Евгеньевича занимало и удивляло все: кенотрон, который заменял рентгеновскую трубку при кратковременном перекале катода, способ синхронизации рентгеновской вспышки с желаемой фазой взрыва, но прежде всего — результаты рентгенографических экспериментов.

С интересом рассматривал первые рентгенограммы взрыва азида свинца. Активно участвовал в обсуждении новой методики.

Наши встречи с Игорем Евгеньевичем стали более регулярными в 1949—55 годах. В это время он возглавлял группу молодых физиков, занимавшихся исследованием термоядерного синтеза. Не колеблясь, он прекратил работу по фундаментальным проблемам теоретической физики, чтобы заняться прикладными вопросами, которые были важны для обороны нашей Родины. В 1948—49 годах наша лаборатория обнаружила явление высокой электропроводности продуктов взрыва и диэлектриков, подвергнутых сильным ударным сжатиям. Сопротивление продуктов взрыва вблизи фронта детонационной волны оказалось на много порядков меньше предсказанного теоретиками. Этот вопрос имел существенное значение. Игорь Евгеньевич активно поддержал нас. До сих пор мы храним его доброжелательный отзыв, датированный 1950-м годом.

Общеизвестна нетерпимость Игоря Евгеньевича к любым нарушениям научной этики. Ветераны теоретического отдела Физического института (ФИАН) утверждают, что за треть века, на протяжении которой Тамм руководил отделом, у них ни разу не было каких-либо споров по приоритетным вопросам. К 1970 году этот коллектив насчитывал более 40 физиков высокой квалификации. Каждый из них был самостоятельной творческой индивидуальностью. Микроклимат, созданный и поддерживаемый руководителем, практически исключал возможность разногласий и распрей, которые так губительно действуют на творческую атмосферу даже небольших научных коллективов.

Вот случай, когда Игорь Евгеньевич преподал урок этики и правил поведения автору этого рассказа. Шумное совещание у научного руководителя института, посвященное очередным задачам. Только что прошло награждение большой группы научных работников государственными премиями и орденами. Несколько основных исполнителей «выпали» из списка награжденных. Я выступил с эмоциональной речью, отмечая несправедливость по отношению к некоторым участникам работы (говорил, конечно, не о себе). Был молод, не мог до конца оценить мудрые строфы Омара Хайяма:

Ты обойден наградой?

Позабудь!

Дни вереницей мчатся,

Позабудь!

Небрежен ветер

В вечной книге Жизни,

Мог и не той страницей

Шевельнуть.

После заседания по дороге домой Игорь Евгеньевич говорил: «В принципе вы правы. Но ведь надо понимать цель и задачи любого высказывания. Вам не кажется, что ваше сегодняшнее выступление было неэтичным по отношению к научному руководителю, которого вы так уважаете?» Этот получасовой разговор запомнился на всю жизнь. Доброта, внимание к нуждам и заботам людей, независимо от их общественного положения, и высокая принципиальность удивительно сочетались в нем.

Бывают люди, которые делают добро «в кредит», потому что ожидают ответного добра. Бывают и такие, кто получает удовлетворение от сознания содеянного добра, не ожидая благодарности. Игорь Евгеньевич принадлежал к людям высшей категории — он делал добро очень естественно, не думая о возможных последствиях для себя. Это гуманизм, основанный на твердых принципах и глубоких убеждениях. Гуманизм без оглядки на временные обстоятельства.

В те годы, когда генетика у нас была гонима, Тамм с восторгом воспринял открытие Криком и Уотсоном структуры гена — материального носителя наследственности. В блестящих лекциях по генетике в 1956—1964 годах он популяризовал значение открытия двойной спирали и наследственного кода. Эти лекции привлекали огромное количество слушателей самых различных специальностей. Под его влиянием в Институте атомной энергии И. В. Курчатов организовал биологический сектор, с которым Тамм тесно сотрудничал до 1967 года.