Люди и взрывы - [47]

Известно, что когда сборка близка к критическому состоянию, внесение водородсодержащих материалов в нейтронное поле, окружающее ее, опасно. Ядра атомов водорода превосходно отражают нейтроны, их концентрация внутри сборки повышается. Это может перевести ее через критическое состояние и вызвать резкое увеличение числа делений. Более половины атомов, из которых состоит человек и другие живые существа, представляют собой водород. Поэтому операторам и всем работающим с критическими сборками строго запрещалось близко подходить к такому устройству.

В этот памятный многим летний день случилось так, что, когда Харитон потрогал сборку, доведенную почти до критического состояния, он обнаружил, что отдельные ее элементы плохо собраны и сдвигаются под тяжестью руки. Он нагнулся к ней, чтобы получше рассмотреть устройство.

Дальнейшие события развернулись за секунды. Счетчики излучений, до этого времени мерно и регулярно считавшие нейтроны и гамма-лучи, испускаемые сборкой, в момент приближения к ней головы Харитона в десятки раз ускорили свой бег. Их стрекот превратился в непрерывный шум. Один из сотрудников, следивший за прибором, указывавшим на приближение к критическому состоянию, издал предостерегающий крик. Юлий Борисович вместе с участниками измерений быстро покинул помещение.

Потом были ежедневные анализы крови, и мы с тревогой наблюдали, как при каждом новом анализе изо дня в день росло количество лейкоцитов. Результаты этих медицинских анализов Юлий Борисович ежедневно наносил на опубликованную к тому времени американскую кривую, когда в близкой ситуации дело кончилось смертью оператора. Позднее Харитон признавался: «Я думал, глядя на эти точки, что и мне придет каюк». Но судьба оказалась к нему много более благосклонной. Через несколько дней число лейкоцитов стало уменьшаться, и вскоре они пришли к норме.

Секрет плодотворного взаимопонимания руководителя и подчиненных до сих пор остается тайной. Но одно можно утверждать — Юлий Борисович обладает даром притяжения людей. Многие специалисты, начавшие работать с ним в сороковых или пятидесятых годах, считают большой жизненной удачей, что судьба свела их с таким руководителем.

В чем же секрет обаяния его личности? Настоящий человек и ученый — совокупность многих нравственных и психологических категорий. На трех, особенно существенных, мы остановимся. Это честь, скромность, доброта.

Понятие «честь» Владимир Даль еще сто лет тому назад определил как «внутреннее нравственное достоинство человека». Для Юлия Борисовича понятие чести ученого священно.

В наши дни нередко бытует мнение — если та или иная работа выполнена в лаборатории, которой руководит такое-то лицо, оно имеет право внести свою фамилию в список авторов статьи, доклада, изобретения. Часто таким образом рассуждают не только руководители отделов или лабораторий, но, что еще более грустно, научные руководители институтов.

В вопросе о соавторстве Юлий Борисович придерживается таких же строгих нравственных норм, как Курчатов. Известно, что Игорь Васильевич отказался быть соавтором статьи по спонтанному делению урана, которую выполнили под его руководством Г. Н. Флеров и К. А. Петржак. Он говорил: «Если я поставлю свою подпись под этой работой — честь открытия будет приписана мне. Не надо экранировать своим именем молодых. Что же касается руководства и помощи — это святая обязанность руководителя лаборатории».

За четыре последних десятилетия Юлий Борисович руководил огромным числом научных исследований, но сам опубликовал всего одну или две статьи. Уговорить его поставить подпись под отчетом удавалось лишь в том случае, если его вклад в творческой части был определяющим. И это в условиях, когда он представил в доклады Академии наук СССР десятки работ своих сотрудников.

Курчатов и Харитон... Два гиганта, стоящие во главе советской атомной пауки, два человека, самоотверженный и вдохновенный труд которых обеспечил создание надежного ядерного щита нашей Родины. Их учитель — академик А. Ф. Иоффе в самом начале трудных двадцатых годов создал школу советских физиков. Эти два его ученика в не менее трудные послевоенные годы создают свои школы ядерной физики.

В свершении того титанического труда, который взял на свои плечи Юлий Борисович, немалую роль, незаметную постороннему взгляду, сыграла маленькая женщина, обладавшая удивительной жизненной силой. На письменном столе Юлия Борисовича стоит ее портрет. Мария Николаевна Харитон в двадцатые годы была актрисой Ленинградского эстрадно-музыкального театра, который назывался «Балаганчик». Юлий Борисович часто бывал в нем. Особое восхищение вызывала у него молодая актриса Жуковская. Однажды, когда он был в гостях у друзей-физиков, неожиданно туда пришла Мария Николаевна. Весь вечер она пела и танцевала, а потом он пошел провожать ее домой. Вскоре они поженились.

Казалось, что может быть общего между актрисой и физиком-экспериментатором? «Друг — это прежде всего действие». Слова Марины Цветаевой в полной мере относятся к Марии Николаевне. Она оставила искусство, которое так любила. Занималась английским, французским, немецким, обучая иностранцев русскому языку, вела занятия с аспирантами. С 1943 по 1947 год работала в редакции физического журнала, переводила статьи с русского на английский. Но всю эту большую работу она подчинила созданию необходимых условий для развития творчества Юлия Борисовича. Ее великое самопожертвование, ее любовь стали дополнительным источником его энергии. Объединяла их и любовь к музыке. Часто, приходя в дом, можно было услышать звуки концертов Рахманинова, Вагнера, Грига, Гайдна, Шопена, Сибелиуса. Оба прекрасно знали художественную прозу, поэзию, живопись. Общение с ними доставляло радость.