Люди и подвиги - [22]

— Ну, взводные, вам теперь что! Все у вас есть. А вот мне в сорок третьем на Курской дуге пришлось наводить орудие по стволу, — прицел осколком разбило. Два танка подбил без прицела! Так вы уж… не подводите!

После побудки и завтрака он скомандовал:

— К бою!

Борцов рывком выхватил стопор, соединяющий станины орудия.

Крюха и Омельянов стремительно развели их. Жумагазин установил прицел. Показались выкрашенные в зеленый цвет макеты танков, сделанные из фанерных щитов, поставленных на полозья.

Жумагазин приник к прицелу.

— Товарищ лейтенант, дальность 1100 метров!

— По танку! Бронебойно-трассирующим, прицел 52!

Наводчик медлит еще — несколько секунд, ловя правый срез «танка» в перекрестье прицела-ведь за одну секунду танк проходит три метра.

Но вот из ствола пушки вылетает пламя, пушка вздрагивает.

— Лоб береги, Жумагазин! — кричит Борцов.

В бинокль не видно попадания, но трасса прослежена.

Поверяющий, капитан из штаба дивизии, поглядывает на секундомер, смотрит в новую стереотрубу с насадкой, да еще просветленная оптика-он-то видит, куда попали снаряды. А я волнуюсь.

Я ведь корректирую огонь, точно не зная, накрыта ли цель. Вижу в бинокль только желтую полосу огненной трассы. А кроме того, на боевых стрельбах макет танка продолжает двигаться, даже если он пробит. Только после окончания стрельб будет объявлен результат.

Мне остается продолжать корректировку, изменять упреждение, чтобы поражать танки с более близкого расстояния.

Комбат и поверяющий молчат-ведь стреляю я. Хоть бы подбодрили!

Наводчик ведет прицел за «танком», от правого среза еще полтанка-вынос-и нажимает на спуск. Орудие дрогнуло.

Тут уж нам видно попадание.

Осталось еще два снаряда, но поздно-танки прошли намеченный рубеж и поверяющий командует: отбой!

Вот и второе орудие отстреляло.

Что же сейчас? Каков итог? Минуты кажутся вечностью. Солдаты вытирают крупные капли пота. Можно курить.

Поверяющий и представитель полигона мчатся на машине к «танкам», которые уже находятся позади нас. Идем в курилку окоп за огневой позицией.

— Машина идет! — кричит Жумагазин.

Поверяющий подзывает комбата:

— Первоеорудие-посредственно! Второе-отлично!

Ярцев недоволен. Недоволен и Жумагазин, ведь он наводчик первого орудия.

Объявлена благодарность расчету второго орудия. Первый стоит, понурив головы.

Приехав со стрельб, чувствую, что устал, но помню правило.

командир уходит последним.

Солдаты, прочистив пушки в боксах, наконец-то в теплой казарме принимаются за чистку карабинов и автоматов. Их усталые лица блаженны. Казарма им кажется раем после сильного мороза с резким ветром.

Наводчик второго орудия Лапецкас служит уже два года, есть о чем рассказать новичкам. Особенно любит он рассказывать, как, "отстрелявшись на отлично", ездил в отпуск.

Молодые солдаты слушают. Каждому охота съездить домой, привезти свою фотографию у развернутого знамени.

Больше всех переживает неудачу Жумагазин.

Я утешаю его, а сам жду нагоняя от комбата. Мысли мои, как всегда в таких случаях, приводят меня к грустному выводу, что как ни романтичен для меня образ офицера-артиллериста, мое- призвание, видимо, не здесь. И я не то чтобы завидую своему соседулейтенанту Барышеву, у которого нынче оба орудия отличились, но, отдавая должное его искусству и даже восхищаясь им, себя утешаю тем, что он служит второй год. В то же время я с горечью ловлю себя на мысли, что главная причина все-таки во мне.

Комбат меня окликнул.

Мы зашлл в его канцелярию.

— Садись, закуривай!

Я закурил. Молчу. Да и что говорить? Мне бы пообещать, что добьюсь лучшего результата. Но я не мог скрыть неуверенности, что это будет именно так, и молчал.

— Понимаю, Михаил. — с неожиданной мягкостью в голосе заговорил Ярцев, — догадываюсь, о чем сейчас думаешь. Ну, это, может, и так, но сейчас у нас одна цель.

На стене висела карта мира: на ней были резко обозначены военные базы империализма, окружившие нашу страну.

Ярцев смотрел на карту. Я тоже.

— Ты ведь в училище из тяжелых минометов стрелял, а здесь…

Глаза Ярцева лукаво сверкнули.

— Иди выспись! Всякую хандру как рук" й снимет!

"Что с комбатом?" — недоумевал я. Мне ведь казалось, что он «сухарь», а он вот какой!

Сегодня день моего рождения. Завтра рабочий день, вставать рано, значит, отпраздновать не придется.

С такими мыслями пришел домой, где меня приятно поразил накрытый белой скатертью стол, за которым сидел командир второго взвода Роман Барышев.

— По случаю дня рождения разрешите преподнести сей подарок! торжественно-шутливо произнес он, вручая мне толстенный том сочинений Боборыкина. — Сожалею, не успел прочесть. Это мне тоже подарено. Дед подарил. Книга ценная! Так она у меня и лежала, и вот, рад вручить!

— Спасибо за откровенность!

— Рад стараться! Ну что, перейдем к делу!

И Роман раскупорил бутылку вина.

— Любовь Герасимовна, выпейте с нами рюмочку! — пригласил я свою хозяйку.

— Да что вы, сынки!

— Маленькую!

— За твое здоровье!

— Пока тут посидите, поговорите, а я пойду к себе-ласково сказала Любовь Герасимовна. — Накурили! Форточку откройте Много не пейте, а то еще передеретесь и стеклам не сдобровать.

Барышев окончил училище по первому разряду. Его манера держаться кое-кому кажется заносчивой. Ярцев встретил его, как и меня, сначала недружелюбно, настороженно. Потом некоторое время отношения были официальные. Вдруг приглашает в гости, заводит разговор о том, что пора бы остепениться. Демонстрировал благополучие семейного счастья. "Вот какая у тебя, дескать, перспектива!" Но Роме эта перспектива не по душе.