Люди Германии. Антология писем XVIII–XIX веков - [15]

Шрифт
Интервал



Фотография, купленная В. Беньямином в Музее игрушки. Москва. 1920-е. На обороте сделанная В. Беньямином надпись: «Вакх на козле. Шкатулка музыкальная»


Г.Ф. Керстинг. Вышивальщица у окна. 1812


В Musée des arts décoratifs[62] в Лувре есть небольшой зал, где выставлены игрушки. Особым вниманием посетителей пользуются кукольные домики эпохи бидермейер[63]. Всё, от лакированных булевских[64] комодов до изящной резьбы на секретерах, в точности до мелочей воспроизводит обстановку тогдашних дворянских жилищ, а на столиках в этих комнатах вместо журналов Globe[65] или Revue des deux mondes[66] лежат Magasin des poupées[67] или Le petit courrier[68] в масштабе 1:64. На стенах там тоже, разумеется, предостаточно украшений. Однако едва ли ожидаешь увидеть где-нибудь над канапе в миниатюрной комнате крошечную, но тщательно выполненную гравюру с изображением Колизея. Колизей в кукольном домике – таким образом, по-видимому, проявлялось некое внутреннее стремление, присущее стилю бидермейер. Оно созвучно и следующему письму – несомненно, одному из наиболее характерных для бидермейера, – в котором олимпийские боги Шекспир, Тидге[69] и Шиллер ютятся под цветочной гирляндой, повешенной ко дню рождения. Столь безжалостно был вытеснен с исторической сцены спектакль, призванный взрастить на «Письмах об эстетическом воспитании»[70] свободных граждан, и оттого столь основательно поселился он в бюргерских домах, порой так похожих на кукольные. Х.А.Г. Клодиус, написавший это удивительное письмо, служил профессором «практической философии» в Лейпциге. Лоттхен – так звали его жену.

Х.А.Г. Клодиус – Элизе фон дер Рекке

2 декабря 1811

Тому, как величайшие души способны одной лишь благой мыслию оказывать воздействие на живущих в отдалении друзей своих и почитателей, имели мы вчера, о божественная Элиза, ярчайшее, истинно по разительное подтверждение. Сии царственные бюсты, что Вы столь милостиво преподнесли в подарок Лотте, благополучно прибыли, и установка их, происходившая в её день рождения под незатейливый музыкальный аккомпанемент, была для нас сродни богослужению. Впрочем, и сегодня мы по-прежнему сидим под сенью этих бюстов, увитых плющом и украшенных редчайшими цветами – так древние греки и римляне, должно быть, восседали перед своими божествами в домашних часовнях! Всё сошлось воедино, наполнив волшебством убранство и кантату. И чем непритязательнее казалось всё вокруг, тем явственнее наш скромный приют напоминал Элизиум[71].

Ещё до прибытия Ваших бюстов я по счастливой случайности заказал для Лотты тот замечательный бюст Шиллера, о коем она так мечтала. Столь же счастливая случайность и великодушие наших друзей помогли превратить романтическую комнатку Лоттхен, окнами выходящую на сторону аллеи, в храм Флоры и Искусств, так дивно украшенный апельсиновыми деревьями, цветущими алоэ, нарциссами, розами и алебастровыми вазами, что в нём впору было принимать гостей с Олимпа. Под (уже имевшейся у нас) консолью Шекспира, между Вашим бюстом и бюстом Шиллера была помещена своеобразная подставка для цветов с изваянием нашего дражайшего Тидге, которое весило менее остальных фигур и потому как нельзя лучше подходило для высокой гермы[72]. Иначе бы гений-фемина оказался посреди двух гениев мужского пола или же менее внушительному бюсту Шиллера пришлось бы занять место между двумя монументальными фигурами. Ветви плюща ниспадали от гермы Тидге к двум круглым столикам, на коих возвышались Элиза и Шиллер. В средоточии этого скульптурного трилистника стоял небольшой стол с роскошными цветами всех времён года, а светильники, сокрытые в драпировке у его ножек, заливали волшебными лучами белые величественные изваяния, утопающие в зелени. Большое зеркало в углу комнаты, а также зеркальная дверца стилизованного под старину секретера Лоттхен отражали белоснежные фигуры, трижды воспроизводя скульптурную композицию. Лишь только двери отворились и взору предстало это укромное святилище, не ведавшая ни о чём Лотта с восторженным возгласом подбежала к столь милым её сердцу образам матери и друга. Её усадили на стул перед сей маленькой сказочной декорацией, и в то же мгновение за её спиной в соседней комнате зазвучало божественное четырехголосие: «Добро пожаловать в новую жизнь!».

Лотта сама в скором времени опишет Вам, прекрасная Элиза, свои чувства и от всей души Вас поблагодарит. К её словам благодарности присоединяюсь и я и спешу передать сердечные приветствия нашему досточтимому Тидге. Пусть же небеса, благороднейшая Элиза, ниспошлют Вам безмятежное здравие и несметные радости, коими Вы, даже пребывая вдали от Лотты, озаряете всех нас! Если Вы соизволите принять от нас ту поистине восхитительную музыку, соединившую в себе столько чарующего, романтичного, проникновенного и вместе с тем возвышенного, то я непременно распоряжусь, чтобы Вам её записали. С искренней, бесконечной признательностью и сыновней любовью,

Ваш истинно преданный Вам сын,

Х.А.Г. Клодиус

Христиан Август Генрих Клодиус (1772–1836) – поэт и философ. Его отец, Христиан Август Клодиус, преподавал литературу и философию Гёте. Х.А.Г. Клодиус, будучи крайне одарённым ребёнком, в 15 лет поступил в университет, а в 23 года защитил докторскую диссертацию. С 1800 г. был профессором философии в Лейпцигском университете. Поначалу горячо поддерживал философские идеи Канта, но затем его взгляды поменялись. В своей основной работе «О Боге в природе, в человеческой истории и в сознании» (1818–1822) он выступил с критикой формализма Канта.


Еще от автора Вальтер Беньямин
Улица с односторонним движением

Вальтер Беньямин начал писать «Улицу с односторонним движением» в 1924 году как «книжечку для друзей» (plaquette). Она вышла в свет в 1928-м в издательстве «Rowohlt» параллельно с важнейшим из законченных трудов Беньямина – «Происхождением немецкой барочной драмы», и посвящена Асе Лацис (1891–1979) – латвийскому режиссеру и актрисе, с которой Беньямин познакомился на Капри в 1924 году. Назначение беньяминовских образов – заставить заговорить вещи, разъяснить сны, увидеть/показать то, в чем автору/читателю прежде было отказано.


Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости

Предисловие, составление, перевод и примечания С. А. РомашкоРедактор Ю. А. Здоровов Художник Е. А. Михельсон© Suhrkamp Verlag, Frankfurt am Main 1972- 1992© Составление, перевод на русский язык, художественное оформление и примечания издательство «МЕДИУМ», 1996 г.


Франц Кафка

В этой небольшой книге собрано практически все, что Вальтер Беньямин написал о Кафке. У людей, знавших Беньямина, не возникало сомнений, что Кафка – это «его» автор (подобно Прусту или Бодлеру). Занятия Кафкой проходят через всю творческую деятельность мыслителя, и это притяжение вряд ли можно считать случайным. В литературе уже отмечалось, что Беньямин – по большей части скорее подсознательно – видел в Кафке родственную душу, нащупывая в его произведениях мотивы, близкие ему самому, и прикладывая к творчеству писателя определения, которые в той или иной степени могут быть использованы и при характеристике самого исследователя.


Девять работ

Вальтер Беньямин – воплощение образцового интеллектуала XX века; философ, не имеющий возможности найти своего места в стремительно меняющемся культурном ландшафте своей страны и всей Европы, гонимый и преследуемый, углубляющийся в недра гуманитарного знания – классического и актуального, – импульсивный и мятежный, но неизменно находящийся в первом ряду ведущих мыслителей своего времени. Каждая работа Беньямина – емкое, но глубочайшее событие для философии и культуры, а также повод для нового переосмысления классических представлений о различных феноменах современности. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.


Шарль Бодлер & Вальтер Беньямин: Политика & Эстетика

Целый ряд понятий и образов выдающегося немецкого критика XX века В. Беньямина (1892–1940), размышляющего о литературе и истории, политике и эстетике, капитализме и фашизме, проституции и меланхолии, парижских денди и тряпичниках, социалистах и фланерах, восходят к поэтическому и критическому наследию величайшего французского поэта XIX столетия Ш. Бодлера (1821–1867), к тому «критическому героизму» поэта, который приписывал ему критик и который во многих отношениях отличал его собственную критическую позицию.


Берлинское детство на рубеже веков

«Эта проза входит в число произведений Беньямина о начальном периоде эпохи модерна, над историей которого он трудился последние пятнадцать лет своей жизни, и представляет собой попытку писателя противопоставить нечто личное массивам материалов, уже собранных им для очерка о парижских уличных пассажах. Исторические архетипы, которые Беньямин в этом очерке намеревался вывести из социально-прагматического и философского генезиса, неожиданно ярко выступили в "берлинской" книжке, проникнутой непосредственностью воспоминаний и скорбью о том невозвратимом, утраченном навсегда, что стало для автора аллегорией заката его собственной жизни» (Теодор Адорно).


Рекомендуем почитать
Гойя

Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.


Автобиография

Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.


Властители душ

Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.


Невилл Чемберлен

Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».


Победоносцев. Русский Торквемада

Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.


Фаворские. Жизнь семьи университетского профессора. 1890-1953. Воспоминания

Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.