Люди Черного Дракона - [18]

Они шли сквозь пеструю, шумную ярмарочную толпу, как идет нож сквозь масло, как взгляд протыкает горизонт, не задерживаясь на случайных призраках гор или озер. Они шли долго, пока ярмарка не скрылась за холмом. Он вел ее за руку — решительно, бестрепетно, она шла, не спрашивая ни слова. У Рыбки были уже мужчины, но этот первый взял ее за руку и повел не в постель, а к неведомым далям, первый, который не спросил, сколько следует заплатить за нее старому жулику Хого, первый, кто не касался ее жадными пальцами во всех местах, а просто вел прочь от места любви — от ада и преисподней.

Они сели на берегу Амура и молча глядели, как, багровея, опускается за черные вершины деревьев изнывающее от жара солнце. За спиной у них высился Мертвый дом, а на приступочке сидела, ежась, бабушка Древесная лягушка. Он не смотрел на девочку и ничего не говорил, но она и так знала, что теперь они будут неразлучны — до гробовой доски и даже дальше.

Так они сидели, пока не появился Хого с двумя угрюмыми охранниками, Гунгуном и Жужуном. Денис поднялся с остывающего речного песка, оскалил клыки. Тайная кровь лесной карлицы заговорила в нем волшебным голосом, зашумела в ушах, плеснула соленым огнем в расширенные зрачки.

— Верни девчонку! — визгливо закричал Хого.

В ответ на это мальчишка улыбнулся волчьей улыбкой и сказал коротко, словно вонзил нож:

— Моя.

Хого вспыхнул от такой дерзости. Птичьи лапки сами собой сжались в кулаки, ища рукоять маньчжурского меча. Денис же, словно вспомнив небывшие уроки покойного письменного головы Пояркова, молча ринулся на врага и с разбегу ударил твердым теменем в самоварный живот. Хого с маху опустился на обширный свой зад, на котором в старые времена можно было бы проводить лэйтаи[12], и изверг ветры такой силы и густоты, что умолкли, устыдившись, даже птицы на вечерних ветвях.

— Взять! — истошно завопил Хого, едва придя в себя, и два угрюмых громилы прыгнули на мальчишку.

Но взять его было невозможно. Он ревел, как дикий зверь, выл, кусался, царапался и лягался. И только сунутый головой в реку и насильно удерживаемый там, он постепенно затих, а выволоченный на берег, не подавал уж больше признаков жизни, и лишь черная вода текла, как слезы, по бледному его лицу… Этого никто не видел, кроме Хого, двух охранников и Рыбки, но охранники молчали, как убитые, а Рыбку заковали в кандалы и усадили в самый дальний шатер.

Несмотря на предпринятые меры, Хого беспокоился. Он боялся, что тело Дениса найдут и начнут расследование. Заперев девчонку, он взял громил Гунгуна и Жужуна и пошел с ними под огромную ель, в густой тени которой они спрятали мертвеца и лишь слегка забросали еловыми лапами. Мальчишка лежал в ночи среди корявых корней и почти уже слился цветом лица с речным песком. Одни только открытые голубые глаза его дерзко темнели под хмурой луной, словно, как и прежде, говоря: «Она — моя!».

Хого решил спрятать убитого в Доме смерти, он знал, что там его искать не станут.

Гунгун и Жужун взяли маленькое стынущее тело за руки и за ноги, отволокли его к дому и швырнули в двери, зияющие, как могильный зев, швырнули, всполошив бабушку Древесную лягушку, которая повалилась с приступочки, заметалась туда и сюда и заголосила на весь лес беззвучным лягушачьим криком.

На шум из ночного леса вышла огромная мохнатая тень, лица которой было не распознать — только сокрушительный запах дерьма и малины, рявкнула и косолапо двинулась на убийц. Те попятились, от страха потеряв голос, но тут из-за спины их грациозно вылетела еще одна тень, с длинным хвостом, двумя кровавыми ударами перервала горло сначала Гунгуну, а потом и Жужуну. Те молча повалились в траву, обливаясь темной пульсирующей жижей…

Услышав в чаще рев и чавканье, Хого обмочился со страху и бежал прочь так быстро, как только позволяли его коротенькие ножки и круглое брюхо.

Добравшись домой, Хого первым делом отправился к Рыбке, которая в кандалах сидела в самом дальнем и тесном шатре, так что даже голову не выпрямить, а приходилось держать то на одном плече, то на другом. Шипя, как змея, предупредил, чтобы держала язык за зубами, иначе урежет он ей этот блудливый язычок, пусть бы даже и в огорчение клиентам.

Ночью Хого не спалось. Он ворочался, стонал, грешил то на избыток имбиря в баранине, то на слишком жаркое солнце, пропекшее его хитрую голову насквозь, до серого вещества. Иногда ему удавалось впасть в короткое забытье, но и тут его мучили кошмары: огромный медведь грыз живых еще Гунгуна и Жужуна, Рыбка с огненным голубым взором рвала на себе цепи, мальчишка-утопленник, бледный и облепленный ракушками, с мертвым лицом поднимался из вод Черного Дракона.

Потом ему приснилось, что Денис вернулся к нему и приставил охотничий карабин к его голове. От ужаса маньчжур проснулся, но видение не исчезло. Денис, белея лицом в темноте, стоял возле постели, а карабин его уткнулся в висок Хого. Поняв, что все происходит на самом деле, Хого завыл тихонько, но Денис дал ему болезненного пинка под ребра.

— Веди меня к ней, — проговорил он тихим ночным голосом.

Старый жулик, который больше всего на свете боялся, что палец мальчишки как-нибудь случайно соскользнет, дрожа мелкой дрожью, поднялся с влажного от ночного пота ложа и, как был, босиком и с голым задом, потрусил вон из палатки. Денис шел за ним, несокрушимый, как терракотовый воин Цинь Шихуана.