Люди Черного Дракона - [21]

— Нэй хоу ни?

— Но хоу-хоу…

— Н’оу ю эт ци пэ цоу!

— Моу ман тай![15]

Пираты любили затаиться в темноте у берега и терпеливо ждать добычи — проходящих мимо судов и лодок. Обнаружив жертву, действовали по обстоятельствам, но с непременным коварством. Обычно две джонки заплывали в узкие протоки, связывались между собой прочным канатом. Торговое судно задевало носом за канат, двигалось вперед и самим движением подтягивало к себе пиратские лодки. С истошными криками пираты лезли на абордаж, карабкались по шершавым бортам, хватали все, что под руку попадется, споро прыгали обратно в черные свои джонки и улепетывали, пока опомнившиеся хозяева не вернулись и не бросились на них с кулаками.

Подвиги свои пираты совершали не только на воде, но и на суше. Высаживаясь посреди ночи на берег, неслышными тенями прокрадывались они в село и воровали, что плохо лежало или плохо ходило — сено, штакетник, куриц и пустые ведра.

Ни на одном человеческом языке, будь то гуаньхуа[16], русский или идиш, пираты не говорили, так что нельзя было их ни напугать, ни даже усовестить. С необыкновенной скоростью они удирали на своих джонках, едва только заметив идущего к ним для устыжения парламентера.

Капитаном у пиратов был японец и звали его Накамура. Как японец смог возглавить китайских башибузуков, об этом летопись умалчивает. Возможно, впрочем, что японцем он лишь притворялся, как случается с истинными патриотами, чтобы весь позор от творимых им злодеяний пал не на китайскую нацию, а на зловредных сынов Ямато.

Накамура, как человек культурный, по вечерам выходил на палубу своего корабля полюбоваться закатом. Так было и в этот раз. Солнце еще не успело опуститься, жарило красным на горизонте ближе к западу, шла от него кровавая дорожка поперек всего Амура, колебалась, мигала на мелкой волне. И вот по этой-то дорожке, увидел капитан, плыла лодка старой перечницы Сяо Пан, а на корме сидела и расчесывала черные волосы маленькая амазонка Маруся. И таким удивительным и манящим было это зрелище, что Накамура глазам своим не поверил.

«Русалка! — сказал он сам себе. — Кто еще это может быть?»

И помахал рукой перед глазами, чтобы рассеялся призрак. Но странное видение не исчезло, лодка продолжала медленно плыть, а девушка еще и песню завела — протяжную колыбельную песню бываловских амазонок, песню, полную жестоких битв и славных побед.

Пиратский капитан, не отрываясь, провожал лодку глазами, пока она не пристала к нашему берегу.

Отныне судьба его была решена. На следующее утро Накамура стоял уже у небольшого самодельного причала, от которого всегда отплывала лодка старухи Сяо Пан. В руках у него был небольшой букет полевых цветов — голубых, белых и нежных, как его чувство.

Весь день Накамура плавал на лодке от берега к берегу, кошелек его изрядно похудел, однако с Марусей не сказал он и трех слов. Стоило ему открыть рот, как Маруся безошибочно лягала его ножкой в грудь, а Сяо Пан слегка пристукивала веслом по голове. К концу дня Накамура был уже влюблен без памяти…

Лихого разбойника нельзя было узнать. Теперь, когда Накамура отсыпался по ночам, пираты перестали нападать на проезжие корабли, еда и деньги у них постепенно заканчивались, а капитан пиратский и в ус не дул, только и знал, что с зазнобой своей по реке кататься. Назревал бунт и, чем черт не шутит, вздергивание самого капитана на рее — в назидание другим заблудшим начальникам.

Помощник Накамуры, старый моряк Сань Годи, как мог, уговаривал команду потерпеть немного, но с каждым днем делать это становилось все труднее и труднее.

— Он нас променял на девку! — вопили обиженные пираты. — Чего еще было ждать от японца?!

Тогда Сань Годи решился и пошел прямо к капитану.

— Капитан, — сказал он с прямотой старого разбойника, — еще немного и команда разнесет корабль, а нас утопит, как щенят.

Накамура посмотрел на него с тоской. Глаза у него были, как у побитой собаки — не утопленной пока, но близкой к тому.

— Что же мне делать, старина Сань? — спросил он. — Ведь я так люблю ее, что сердце у меня сжимается и готово разорваться в любую секунду.

— Так ты ничего не добьешься, — отвечал ему Сань Годи. — Надо похитить девушку.

— Она не любит меня свободной, почему ты думаешь, что пленницей она полюбит меня? — спросил Накамура.

— Потому что ничего другого ей не останется, — твердо сказал Сань Годи.

Накамура повесил голову и ничего не сказал. Но на следующий же день лодку старой Сяо Пан атаковали три пиратские джонки. Старуха, видя, что силы неравные, просто нырнула в прохладные воды Амура и вынырнула уже у берега. Маруся же посчитала бегство позором и вступила в бой с пиратами. Солоно пришлось речным бродягам, ни одна победа не доставалась им таким трудом. У трех пиратов были выбиты зубы, у двух — сломаны носы, один лишился глаза, а еще один навеки упокоился на дне Черного Дракона. И все же Марусю схватили, замотали сеткой, словно редкую рыбу, и доставили к капитану.

Увидев Накамуру, Маруся сверкнула зелеными глазами — словно молния ударила.

— Ты! — закричала она. — Я убью тебя, японская морда! Я перегрызу тебе горло!

Храбрый пиратский капитан задрожал. Но не гнева Маруси он испугался, он страшился навеки утратить ее любовь.