Люди без имени - [19]

Пусть там, на родине, ожидает недоверие людей, сражающихся на фронте, но Родина — родная земля!

Начался развод пленных по баракам.

— Фамилия?

— Иванов.

— Номер 2369 … 4 барак. Пошел прочь!

— Следующий … Ты кто?

— Я политрук!

— Сатана! Юмалаута! Политруки!

Солдаты вскочили. Переводчик впервые слышал, чтобы человек осмелился сказать им в глаза — «политрук».

Не понимавшие русского языка, и те в миг сообразили, какой перед ними человек. Его подвергли бы еще на месте мучительным пыткам, какие могла бы выдумать человеческая злоба, но на передовой его не спросили о занимаемой должности. Первый пришел в себя полковник. Сделав движение руками, как будто собираясь схватить ненавистного ему человека за горло, спросил:

— Звать?

— Зовут меня Иваном!

— Откуда?

— Из Сибири!

«Из Сибири»- переспросил полковник, о чем-то задумываясь. Перед его глазами встала картина далекой Сибири, занесенной снегами, которой он никогда не видел. Занимаясь со своими солдатами, он показывал на карте, говорил, что вплоть до Урала будет «Великая Суоми», а Сибирь не входила в его неразумные планы, она в его ограниченном воображении была недосягаемой. И вот перед ним стоит человек из Сибири, к тому же политрук. Размышления полковника прервались неожиданным выстрелом. Политрук лежал на земле, стиснув в руке браунинг. Он не захотел переживать, питать надежды на что-то, унижаться перед врагами — ушел из жизни. Финны и пленные не понимали, каким образом политрук мог сохранить оружие, но факт остался фактом, и охрана произвела обыск во всех бараках.

Не успело исчезнуть впечатление гибели политрука, как в последних рядах забился в предсмертных судорогах молодой красноармеец. Пришел врач, но тот уже был мертв. Когда его раздели (а с мертвых снимали нетельное белье), обнаружили, что это была девушка. Она не захотела отдавать себя на позор и унижение, если откроют ее тайну.

— Ну, что ж, — сказал Маевский, — будем искать другой выход из создавшегося положения, если так глупо получилось!

— Пока мы ищем, нас всех, как цыплят, подавят и заморят с голоду, — ответил ему с грустью Солдатов.

— Для того, чтобы не задушили, надо самим душить, Николай!

Простая и открытая натура Солдатова, нескрываемая ненависть к врагу, нравилась Леониду, и они стали близкими друзьями. Леонида вызвали на допрос. Это был последний. Что хотели узнать от него? Их не интересовало положение на фронте. Они хотели сломить упорство советского человека и добиться от него признания неверия в свою родину. Ответ его был один:

«— Победа будет за нами!»

6. Трудовой лагерь

Покинута последняя железнодорожная станция. Мощные автомашины мчатся на север. Сомнений нет — впереди только Петсамо! Исчезли гигантские сосны; по бокам шоссейной дороги жалкие, одиночные заросли карликовой березы. Громадные горы заросли мхом. Неприглядная картина. Куда ни кинь взор — кругом тундра! В городе Рованиеми встретился первый немец на финской земле. На севере Финляндии все дороги забиты немецкими машинами; кое-где встречаются аэродромы. К вечеру достигли местечка Янискоски — тут строительство мощной гидростанции. Военнопленные, подгоняемые солдатами, катают тачки. На прибывших никто не обращает внимания. Они более часа находятся на автомашинах, не высаживаясь из них. Колонны возвращаются в лагерь, изредка кто-нибудь кинет недокуренную сигарету.

Дрожь пробирает тело сидящих в машине. Некоторые пытаются заговорить с проходящими, но они молчат, не задерживаясь, проходят мимо, на ходу бросая слова:

— Поработаете, узнаете!

«— Жизнь, как в сказке, и умирать не нужно!»

По обрывкам фраз, брошенных на ходу, складывается истинная картина. Никто не поинтересовался, откуда прибыли новые и куда их везут? Каждый спешил в барак, многие несли с собой дрова, чтобы обогреться. Их судьба была одинакова с теми, кто еще находился на машинах, а возможно и хуже.

Прошел еще час. Стемнело. Движение прекратилось. Столько солдаты прохаживаются возле машин, охраняя военнопленных, которые не спали. Пленные смотрят в темноту и думают:

— Что оживает нас впереди? Скорее бы к одному концу!

Продрогшее тело без движения омертвело. Размышления прерываются злобными выкриками конвоя: военнопленных высаживают и ведут к лагерю. Путь окончен; но их не вводят в зону, а ударами прикладов и плеток подгоняют вплотную к колючей проволоке, за которой выстроены военнопленные.

Из барака выводят человека в нательном белье и ставят около столба с электрическим фонарем, расположенным посредине зоны. Лицо его освещено, и отчетливо видно исхудавшее тело, прислонившееся к столбу. Переводчик — финн читает приговор. Пленные в зоне снимают шапки и становятся на колени. Из темноты раздается залп. Стоявший делает усилие, чтобы не упасть, и громко кричит: — Товарищи! Вернетесь на родину — сообщите … Лейтенант Костин! — После второго залпа он пошатнулся и, собрав последние силы, громко произнес: — Да здравствует Сталин! — Тело его опустилось на землю и больше не двигалось, только эхо повторило в горах его слова.

Снова в машинах. Военнопленных закрыли брезентом. Никто не смеет выглянуть из-под него, чтобы не лишиться жизни. Сжимается сердце, давит в горле комок, кружится голова, слезы катятся из глаз, кипит злоба за свое бессилие и смерть русского человека, расстрелянного фашистскими негодяями. Причина расстрела по приговору: русский украл кофе на финской кухне.