Люди без имени - [12]

— Возможно, вы предложите мне свое заявление опубликовать в газете? — прервал переводчика Маевский.

— Вы ведете себя некорректно, молодой человек. Голос следователя дрогнул, и в нем послышались нотки угрозы, но в лицо по-прежнему было добродушным.

— У меня, — продолжал Маевский, — никогда не мысли о добровольной сдаче в плен. Брошенная граната — мой долг!

— Вы не забывайте, где находитесь!

— В фашистской Финляндии, — ответил Леонид, — и местонахождение останется в моей памяти навсегда!

Следователь поднялся со стула. Исчезла прежняя добродушная улыбка. Лицо приняло официально-суровый вид. Жуя сигару, он обратился к переводчику и солдату, стоявшему около Маевского, который с безразличным видом стеклянными глазами рассматривал пленного.

— Ну, что ж, молодой человек, будем говорить откровенно — по душам!

Следователь сел. В его глазах заиграла лукавая и вместе с тем злая насмешка. Откинув голову на спинку кресла и положив одну ногу на другую, он затягивался сигарой и пускал клубы дыма, любуясь, как он поднимался к потолку.

— Думаете ли вы продолжать разговор и отвечать на мои вопросы? Если нет, я вынужден применить лекарство — радикальное лекарство для развязывания языка!…

Маевский резко произнес: — Нет!

Переводить не потребовалось: следователь понял отрицательный ответ.

— Встать! — крикнул он. И когда Маевский поднялся, следователь засмеялся, оскалив большие и редкие зубы, и хитро подмигнул. Леонид в первую минуту не понял, кому моргает следователь, но глядя на переводчика, лицо которого исказилось гримасой, выражающей испуг и жалость, понял, что в этом таится недоброе. Не успел осознать, что именно, как повалился под стол от сильного удара по шее. Это был первый излюбленный прием следователя. Он заставлял допрашиваемого стоять по команде «смирно» с заложенными руками назад, а стоявший рядом солдат сильно бил по шее. От неожиданности удара устоять на ногах нельзя. Маевский с разбитым и ободранным лицом поднялся и снова стал в прежнее положение. В голове шумело.

— Может быть, заговорите? — спросил следователь строго.

— Не думаю! — ответил Маевский и приготовился к удару. Они не заставил себя ждать. Леонид снова повалился на пол. Так продолжалось несколько раз с той лишь разницей, что Маевский падал, не ударяясь лицом, а успевал вытянуть руки вперед. Следователь убедился, что перед ним стоит человек твердой воли и не скоро заговорит. Поэтому он решил принять все меры, чтобы сломить упорство русского и заставить его отвечать на вопросы. Чем больше били Маевского, тем спокойнее чувствовал он себя, тем сильнее хотелось выдержать пытку, чтобы впоследствии отомстить палачу.

Переводчик вышел из комнаты и вскоре вернулся с двумя матросами. Один из них нес скамейку, другой — два резиновых шланга. Маевский невольно улыбнулся, поняв, что его будут «сечь плетьми». Ему стало обидно до слез, что его, — гражданина страны, где навсегда отменено телесное наказание, о котором он знал по книгам, будут бить как животное, которое не везет воза.

Следователь не предлагал больше русскому отвечать добровольно, так как убедился, что без физического принуждения он не добьется ничего. Маевский вначале считал удары, кусая губы, чтобы не закричать и не показать свою слабость, но организм, утомленный трудными днями в море и недоеданием, сдал, и он потерял сознание. Переводчик смочил голову пленного холодной водой, и тот пришел в себя. Превозмогая боль в теле, голова кружилась, перед глазами плыли темные пятна, — Маевский встал и плюнул кровью в лицо палачу. Были ли заранее обдуманы действия следователя, или его разум выдумывал на ходу пытки, но они следовали одна страшнее другой. Пленному надели наручники, которые до боли сжимали руки. Леонид попытался их сорвать, но они механически врезались в тело.

— Не шевелите руками: при движении наручники сжимаются сами, — предупредил переводчик.

Сильным ударом в затылок солдат повалил на пол Маевского и наступил ногою на шею. Затем надел железный обруч на голову, связал ноги и соединил обруч с ногами. Натянув веревку так, что голова и ноги оказались приподнятыми кверху. Допрашиваемый только грудью касался пола. Воздуха не хватает — дышать трудно. Глаза наливаются кровью и готовы выскочить из орбит. В груди чувствуется тяжелая боль, как будто ее сдавливают тисками. Солдат с равнодушным видом стоит около мученика и не дает ему свалиться на бок. Следователь по-прежнему сидит на своем месте и, не спеша, пьет принесенное кофе. Мучительно медленно тянется время для русского моряка, но фашист не спешит закончить пытку. Он наслаждается муками пленного и не чувствует ни малейшего угрызения совести. Переводчик, отвернувшись от истязаемого и следователя, курит одну папиросу за другой. Маевский не помнил, сколько пролежал в таком положении. Ему показалось — целую вечность. Насладившись муками военнопленного, палач приказал развязать Маевского и начал снова спокойно допрос, как будто здесь ничего не случилось.

— Так, Леонид Маевский, значит, вы не желаете отвечать? Прекрасно… прекрасно. Надеюсь, при следующей встрече вы будете откровеннее.