Люда - [3]

Шрифт
Интервал

4

А началось это прошлым летом в совхозе, на прополке кормовой свеклы.

Как обычно, все вспомогательные подразделения (к каковым относится и отдел научно-технической документации) наряжены были тяпать свеклу почти в полных своих составах, большей частью женских. В день, предшествовавший выезду в поле, коллективу репрографии раздали тяпки и криво пошитые тряпочные перчатки – для защиты маникюра. Перчатки, среди которых попадались даже шестипалые, выдавались всем без ограничений, а вот тяпки – эти были на счет. Казенный инвентарь многоразового использования, тяпки далеко не все уже годились в дело. Люде, например, досталась просто безобразная – длинная не по росту, с тупым лемехом, болтавшимся на подгнившем снизу черенке.

Девушка, знающая кое-какой толк в огородном инструменте, уныло вздохнула и пошла к механику Сергееву.

– Сергеев, – попросила она, – будь другом, наладь мне, пожалуйста, тяпку.

Механик, который полдня тем только и занимался, что налаживал женщинам тяпки, молча кивнул и принял у Люды ее инвалида.

– Зайдешь попозже, – сказал он и, положив мотыгу на верстак, принялся ее разбирать.

Работал Сергеев как всегда ловко, даже красиво; движения его были сильные, точные – видно было сразу, что тяпка попала в хорошие мужские руки. Люда не хотела ему мешать, но… почему-то не уходила.

– Ты чего стоишь? – обернулся к ней Сергеев. – Сказал же: погуляй пока.

– Я ничего… – Девушка слегка смутилась. – Смотрю просто.

– Ты на меня не смотри, я человек женатый. – Сергеев усмехнулся и добавил: – Ступай, ступай, сделаю тебе тяпку лучше всех.

Назавтра заводской дежурный “пазик” вывез репрографию в совхозное поле. Было раннее-раннее утро. В низинах не истаял еще ночной туманец; в кустах досвистывал последний соловей; грачи, не проснувшиеся толком, вяло бродили в бесконечных свекловичных междугрядьях, будто искали там что-то потерянное вчера. Природа еще только зевала и потягивалась, когда люди вдруг шумной гурьбой высыпали на ее лоно – бесцеремонные, как дети, забравшиеся с утра в материнскую постель. Высадив тяпочный десант на краю поля, “пазик” за несколько приемов с трудом развернулся и, не оглядываясь, запрыгал по проселку назад, в сторону города.

Вся команда, за вычетом Трушина и Сергеева, состояла из женщин и потому, естественно, сразу озвучила местность громким, хотя и нестройным многоголосьем. После непродолжительного, но далеко слышимого совещания решено было устроить базу на краю ближайшего леска, куда все и отправились пешим маршем. Оказавшись на природе, работницы-горожанки испытывали непроизвольный душевный подъем. Они шли с тяпками на плечах, помахивая походными “тормозками”, и пуще взбадривали себя звонким, по-женски нарочитым матом.

В выбранном месте бригада избавилась от сумок – кто сложил их прямо на землю, а кто повесил на сучья. Кто хотел – закурил. Некоторые, бросив тяпки, отправились ненадолго в лес. Галька Крюкова, дылда из светокопии, тоже сбегала в лес на пару с толстой Морозовой, а вернувшись, во всеуслышанье объявила, зачем они бегали. Она толкнула Трушина плечом:

– Лучше сцать перед боем, чем сцать в бою!.. А, командир? – и загоготала.

Морозова, а за ней и вся светокопия засмеялась, как стая гиен, но ни Леша, ни Сергеев даже не улыбнулись.

– Хорош ржать! – Трушин плюнул на сигарету. – Айда работать.

Поле уходило некруто вверх и далеко впереди переваливало через широкий пологий холм, поэтому казалось, что оно тянется до горизонта. Люда оценила доставшуюся ей гряду – не гуще соседних, слава Богу… Она повязала голову косынкой, надела эти дурацкие хабешные перчатки и взяла в руки тяпку. Тяпка после Сергеева и впрямь стала лучше новой. Люда улыбнулась каким-то своим мыслям.

Больше она уже ни на что не отвлекалась.

В сущности, ничего нет ни приятного, ни веселого в прополке кормовой свеклы. В пыли, согнувшись пополам, ты оскребаешь тяпкой и ощипываешь рукой вокруг каждого кустика – каждого из тысяч назначенных. Ты убиваешь при этом тысячи других растений, чтобы зрели под землей похожие на камни корнеплоды, которые зимой будут грызть коровы. Ни уму, ни сердцу эта свекла: бывает, заработаешься, нечаянно смахнешь кустик тяпкой – и никакого сожаления… А поле упирается в горизонт, и ты мечтаешь до горизонта дойти, но нет в твоей мечте ничего романтического, потому что потом тебе предстоит проделать весь путь обратно.

Бригада развернулась цепочкой в линию и принялась пылить тяпками.

Все усердно копошились, но продвиженье вперед могло показаться, на первый взгляд, почти незаметным. Однако если б сторонний наблюдатель (будь он там) отвлекся или вздремнул какое-то время, а потом пригляделся снова, то заметил бы, что диспозиция на поле все-таки меняется. Уже часом спустя прямая линия превратилась в неправильный зигзаг, похожий на какой-нибудь учрежденческий график. Как и в любом деле, в прополке наметились свои передовики и отстающие. Четким клином в отрыв уходили четверо: Люда и три прикомадированные тетки из архива. Архивистки были женщины замужние, серьезные и молчаливые; казалось, они нарочно старались, чтобы отдалиться от горланящей светокопии. “Дикая дивизия” кучно двигалась вторым эшелоном, оглашая воздух непрерывным криком и варварским пронзительным хохотом.


Еще от автора Олег Викторович Зайончковский
Любовь после «Дружбы»

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Петрович

Главный герой нового романа Олега Зайончковского — ребенок. Взрослые называют его Петровичем снисходительно, мальчик же воспринимает свое прозвище всерьез. И прав, скорее, Петрович: проблемы у него совсем не детские.


Счастье возможно: роман нашего времени

Проза Олега Зайончковского получила признание легко и сразу – первая его книга «Сергеев и городок» вошла в шорт-листы премий «Русский букер» и «Национальный бестселлер». Его имя твердо прописано на сегодняшней литературной карте. Похоже, и читателям, и критикам нравятся его замечательное умение рассказывать истории.В новом романе герой – писатель. Сочинитель чужих судеб, он даже не пытается распутать свою, с поистине буддистским спокойствием наблюдая, как его жена уходит к другому, из тех, что «круче».


Тимошина проза

Олега Зайончковского называют одним из самых оригинальных современных русских прозаиков. Его романы «Петрович», «Сергеев и городок», «Счастье возможно», «Загул» вошли в шорт-листы престижных литературных премий: «Русский Букер», «Большая книга» и «Национальный бестселлер».Герой романа «Тимошина проза» – офисный служащий на исходе каких-либо карьерных шансов. Его страсть – литература, он хочет стать писателем. Именно это занимает все его мысли, и еще он надеется встретить «женщину своей мечты». И встречает.


Сергеев и городок

Олег Зайончковский, потомок старинного польского дворянского рода, в недавнем прошлом слесарь-испытатель ракетных двигателей, живет в подмосковном городе с древней историей.«Сергеев и городок» — роман в новеллах, объединенных главным героем, который выступает либо в роли стороннего наблюдателя, либо участника, либо летописца, повествующего о жизни нескольких поколений обитателей русского городка, превратившегося за последние сто лет в индустриальный центр.Точный афористичный язык, мягкий юмор и занимательность повествования заставляют вспомнить о классической русской прозе.


Загул

Олег Зайончковский – автор романов «Сергеев и городок» (шорт-лист премий «Русский Букер» и «Национальный бестселлер»), «Петрович», «Счастье возможно» (шорт-лист премий «Русский Букер» и «Большая Книга»). Персонажи Зайончковского – простаки и плуты одновременно – вызывают неизменную симпатию и у читателей, и у критиков.Герой романа – Нефедов – отменный муж и семьянин, поссорившись с женой, уходит из дома, то есть в загул. Не вполне трезвый, выбитый из привычной колеи, он против собственной воли становится главным действующим лицом необыкновенных и опасных приключений, связанных с пропавшей рукописью знаменитого русского писателя Почечуева.


Рекомендуем почитать
Из породы огненных псов

У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?


Время быть смелым

В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…


Правила склонения личных местоимений

История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.


Прерванное молчание

Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…


Сигнальный экземпляр

Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…


Opus marginum

Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».