Люда - [2]

Шрифт
Интервал

– Слава те, Господи, стерегём! Муха не пролетит…

– Ну-ну…

Знает каждый: чего только не перелетает по ночам через заводской забор. Но бабки за “периметр” не отвечают – только за турникет. За мух отвечают… Вон, кстати, летит одна: галстук набок, лицо в поту, на лице – отчаяние. Самый клиент и есть! Муха с пропуском к турникету, ан нет – вертушку-то бабка застопорила.

– Куды, милок, разлетелся? Опоздал – гони пропуск!

А он опоздал, вишь, потому, что за очками возвращался, – они, вишь, для работы ему нужны…

– Не знаю ничего! С начальником караула будешь разбираться…

Но и муха не проста. Пропуск из лапки не выпустив, ловко ныряет под вертушку и… была такова.

– От шустер! – колышутся, негодуют “бойцы” за турникетами. – Митревна, ты его хотя запомни.

– Куды… – разочарованная Митревна машет рукой. – Запомнишь их тут…

3

Нет, не отрезается со звонком личное да частное – только прячется подальше от начальственных глаз. Конечно, лучше держать свое личное в несгораемом шкафу, если таковой положен тебе по должности, но – увы – большинство заводских итээровцев несгораемых шкафов не имеют.

Это рядовые сотрудники – инженерская пехота: молодые и уже не очень, специалисты и так себе. Свое частное они рассовывают по ящичкам столов либо вешают на укромные крючочки.

Когда раздается восьмичасовой звонок, обер-инженеры, владельцы железных шкафов, захлопывают их с лязгом и водружаются погрудно за столы во главе светлых длинных зал. Под морозными взглядами оберов в инженерном корпусе повсюду наступает зима: сотрудники и сотрудницы облекаются в халаты разных оттенков белого. Белые ватманские листы громыхают, разворачиваясь, ложатся на кульманы, которые поводят затекшими за ночь крыльями, словно большие нелетающие птицы.

И вот уже рабочий день вошел в свое русло. Какую дверь ни приоткрой – тихо в подразделениях, как в зимнем лесу, только стулья поскрипывают. Но жизнь отнюдь не покинула помещений инженерного корпуса – она как бы ушла под снег. Укрывшись за ширмами кульманов, некоторые здешние обитатели впали в спячку – обмен веществ их замедлился теперь до самого обеда. Другие, напротив, по-мышиному активны: о чем-то шушукаются и уже пьют с печеньем чаек, повсеместно запрещенный из противопожарных соображений. Там кто-то сосредоточенно грызет “кохиноровский” карандаш – бьется во всеоружии высшего образования над кроссвордом; там, глядишь, побежал по потолку предательский зайчик, пущенный чьей-то раскрытой пудреницей.

Начальство наблюдает отечески за трудовым процессом. Все спокойно, все “штатно”, как любит выражаться заводское руководство.

Люда тоже трудится в инженерном корпусе – на первом этаже, в секторе репрографии отдела научно-технической документации. У нее тоже есть свой гвоздик в одежном шкафу, и она тоже носит на работе халат.

Только халат у нее не белый, как у итээровцев, а зеленый, потому что она относится к категории рабочих. Люда по должности – оператор-электрографист; ей полагается зеленый халат и “за вредность” ежедневный пакет молока. Рабочее место ее подле множительной машины, называемой РЭМом. РЭМ стоит посреди комнаты, большой и теплый, как русская печь; он гудит, потрескивает высоковольтными разрядами и посредством таинственных физических процессов переводит с ватмана на кальку чертежи и разную документацию. Люда никогда даже не пыталась уразуметь принцип его действия, да это ей и не обязательно. Ее задача – включать и выключать машину, регулировать во время работы электризацию, мыть и чистить агрегат по окончании смены. В случае если РЭМ начнет дурить и капризничать (а характер у него еще тот!), надо позвать кого-нибудь из мужчин – только и всего.

РЭМ, к которому приставлены Люда и ее помощница, подслеповатая Мария Кирилловна, обозначен номером 01. В соседней комнате гудит его младший брат, номер 02; тот поновее, и ему, как правило, поручается работа более ответственная. Через коридор напротив – дверь в светокопию. Это еще одна репрографическая служба, но без нужды туда лучше не заглядывать. Там светокопировальные машины пылают горячими лампами и густо выдыхают аммиаком, вышибая у непривычного человека слезу; там, обрывая лиловые рулоны на листы, горланит без умолку дюжина чертовок-светокопировщиц, ошеломительно, не по-женски крепких на язык. РЭМ и светокопия – это и все хозяйство сектора. Есть еще небольшая комнатка, но в ней никто не работает, а устроен склад, больше, впрочем, похожий на свалку. Здесь встретились списанная кособокая “Эра”, бабушка отечественной репрографии, и ни дня не работавший ротапринт, весь в паутине и окаменевшем солидоле; здесь свалены сломанные пылесосы и банки из-под порошка-тонера, а также множество почти уже безымянного барахла, которое по-хорошему надо бы вывезти в овраг за заводским забором. Леша Трушин, и.о. начальника сектора, давно мечтает оборудовать в этой комнатке отдельное помещение для себя и для механика Сергеева, но его смущает то, что он – и.о. Вот уже шестой год его то ли не хотят утвердить, то ли забывают, а комнатка только все теснее захламляется.

Так что своего кабинета у Трушина нет, да он ему и не положен. А вот несгораемый шкаф положен и есть. В этом шкафу и.о. хранит известные ценности: разные инструкции, документы, гаечные ключи и, главное, канистру со спиртом-ректификатом, наличие которой делает Лешин шкаф весьма уважаемым в инженерном корпусе. И, конечно, имеется в шкафу полка для личного, хотя личного-то как раз у Трушина немного: чайная чашка, подаренная женщинами на двадцать третье февраля, газета “Футбол-хоккей”, сверток с мамиными беляшами на обед и женский зимний сапог с оторвавшейся набойкой. Сапог этот принадлежит Люде; Леша при случае отнесет его в цех, чтобы там мужики сделали новую набойку из полиуретана. Откуда у завсектором такая забота о подчиненной – это давно уже ни для кого не секрет: все в отделе знают, что Трушин влюблен в Люду с РЭМа, хотя многие удивляются, почему именно в нее.


Еще от автора Олег Викторович Зайончковский
Любовь после «Дружбы»

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Петрович

Главный герой нового романа Олега Зайончковского — ребенок. Взрослые называют его Петровичем снисходительно, мальчик же воспринимает свое прозвище всерьез. И прав, скорее, Петрович: проблемы у него совсем не детские.


Счастье возможно: роман нашего времени

Проза Олега Зайончковского получила признание легко и сразу – первая его книга «Сергеев и городок» вошла в шорт-листы премий «Русский букер» и «Национальный бестселлер». Его имя твердо прописано на сегодняшней литературной карте. Похоже, и читателям, и критикам нравятся его замечательное умение рассказывать истории.В новом романе герой – писатель. Сочинитель чужих судеб, он даже не пытается распутать свою, с поистине буддистским спокойствием наблюдая, как его жена уходит к другому, из тех, что «круче».


Тимошина проза

Олега Зайончковского называют одним из самых оригинальных современных русских прозаиков. Его романы «Петрович», «Сергеев и городок», «Счастье возможно», «Загул» вошли в шорт-листы престижных литературных премий: «Русский Букер», «Большая книга» и «Национальный бестселлер».Герой романа «Тимошина проза» – офисный служащий на исходе каких-либо карьерных шансов. Его страсть – литература, он хочет стать писателем. Именно это занимает все его мысли, и еще он надеется встретить «женщину своей мечты». И встречает.


Сергеев и городок

Олег Зайончковский, потомок старинного польского дворянского рода, в недавнем прошлом слесарь-испытатель ракетных двигателей, живет в подмосковном городе с древней историей.«Сергеев и городок» — роман в новеллах, объединенных главным героем, который выступает либо в роли стороннего наблюдателя, либо участника, либо летописца, повествующего о жизни нескольких поколений обитателей русского городка, превратившегося за последние сто лет в индустриальный центр.Точный афористичный язык, мягкий юмор и занимательность повествования заставляют вспомнить о классической русской прозе.


Загул

Олег Зайончковский – автор романов «Сергеев и городок» (шорт-лист премий «Русский Букер» и «Национальный бестселлер»), «Петрович», «Счастье возможно» (шорт-лист премий «Русский Букер» и «Большая Книга»). Персонажи Зайончковского – простаки и плуты одновременно – вызывают неизменную симпатию и у читателей, и у критиков.Герой романа – Нефедов – отменный муж и семьянин, поссорившись с женой, уходит из дома, то есть в загул. Не вполне трезвый, выбитый из привычной колеи, он против собственной воли становится главным действующим лицом необыкновенных и опасных приключений, связанных с пропавшей рукописью знаменитого русского писателя Почечуева.


Рекомендуем почитать
Из породы огненных псов

У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?


Время быть смелым

В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…


Правила склонения личных местоимений

История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.


Прерванное молчание

Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…


Сигнальный экземпляр

Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…


Opus marginum

Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».