Любящая - [2]

Да и посмотреть было на что. Роскошная обстановка, чинные дворецкие, музыканты — пышностью это напоминало восемнадцатый век. Беттина на правах хозяйки скользила от группы к группе и, словно волшебница, всюду поспевала вовремя. Она была душой таких вечеров — неуловимое, прекрасное, редкостное создание. Единственным человеком, не принимавшим всерьез незаурядность Беттины, был ее отец. Любая молоденькая женщина казалась ему не менее прелестной, чем его дочь. Такое небрежение давно задевало ближайшего друга Джастина Айво Стюарта. Айво обожал Джастина Дэниелза, но не мог смириться с тем, что тот не замечает, как изменилась с годами дочь, как она его боготворит, и не понимает, сколь много значит для нее внимание и доброе слово отца. Джастин лишь посмеивался в ответ на упреки Айво, покачивал головой и отмахивался от друга мановением холеной руки.

— Не смеши меня. Ей нравится делать то, чем она занимается. Для нее это наслаждение. Распоряжаться на приемах, устраивать шоу, встречаться с интересными людьми. Она очень смутилась бы, если бы я признался ей, насколько ценю ее помощь. Она и так знает. Да и кто не знает? То, что она делает, — великолепно.

— Ну так и скажи ей об этом. Бог мой, она и секретарь, и домоправительница, и рекламный агент. Обеспечивает все, что входит в обязанности жены, и даже больше.

— И лучше! — со смехом заметил Джастин.

— Я серьезно, — строго возразил Айво.

— Знаю. Кому, как не мне, знать, что ты чересчур печешься о моей дочери.

Айво не смел сказать Джастину, что не делал бы этого, если бы мог быть уверен, что Джастин сам позаботится о Беттине.

А тот относился к жизни легко и непринужденно и этим сильно отличался от Айво с его обстоятельным и трезвым подходом ко всему. Да и разве мог вести себя легкомысленно издатель одной из крупнейших в мире газет, «Нью-Йорк Мейл»? Кроме того, Айво был старше Джастина, который и сам давно вышел из юного возраста. Первая жена Айво умерла, со второй он развелся, оба брака были бездетными. Он намеренно не хотел детей, потому что считал несправедливым обрекать их на существование в этом сложном мире. И в свои шестьдесят два года не жалел о том, что у него нет детей. Хотя, глядя на Беттину, он порой смягчался сердцем и спрашивал себя, не совершил ли он ошибку, оставшись бездетным. Правда, теперь это уже не имеет значения. Слишком поздно думать о детях. Он счастлив и по-своему свободен. Так же, как и Джастин Дэниелз.

Они ходили вдвоем на концерты, в оперу, в гости. Иногда улетали на уик-энд в Лондон, в июле любили отдыхать на юге Франции, встречались с многочисленными и не менее знаменитыми друзьями. Дружба Айво и Джастина была крепка. Оба умели прощать друг другу ошибки и позволяли выражать не только восторг, но и недовольство, поэтому Айво и не скрывал своего отношения к тому, как Джастин ведет себя с дочерью. Последний раз они говорили об этом за обедом в «Ля Кот Баск». Айво ворчал на Джастина:

— Если бы я был на ее месте, старина, я бы на тебя обиделся. Что она от тебя получает?

— Комфорт, уход, поездки, дорогие наряды, высший свет, — он был готов продолжать, но Айво оборвал его:

— Ну и что с того? Думаешь, ей только это надо? Ради Бога, Джастин, подумай о девочке. Она мила, прелестна, но она живет в стране грез, ей хочется стать писательницей, она задумывается над всем, что видит. Так неужели ты в самом деле считаешь, что ей нужна вся эта показуха, без которой не можешь жить ты?

— Безусловно. Это окружает ее с раннего детства. — Джастин помнил, что сам он рос в бедности и первые миллионы сделал на книгах и сценариях. Бывали хорошие и плохие времена, иногда приходилось совсем туго, но всю жизнь он двигался в одном направлении: вверх. Роскошь, которой он себя окружил, была ему жизненно необходима, она напоминала ему о том, чего он добился. Поэтому он посмотрел на Айво поверх чашечки крепкого кофе и уверенно произнес: — Она не протянула бы и недели без того, что я ей даю.

— Не уверен. — У Айво было больше веры в Беттину, нежели у ее отца. Однажды она станет знаменитой, и, думая об этом, Айво всякий раз улыбался.

Беттина поняла, что надо поторапливаться. Она вылезла из ванны и завернулась в большое розовое полотенце с личной монограммой. Платье было приготовлено заранее. Она выбрала великолепное платье из бледного розовато-лилового переливчатого шелка, которое, словно чешуя, сбегало с плеч до пят. Беттина надела шелковое белье, натянула узкое платье и бережно ступила в лиловые, в тон, босоножки с изящными золочеными каблучками. Платье само по себе просто блеск. Беттина не уставала любоваться им, пока взбивала перед зеркалом волосы цвета жженой карамели и накладывала на веки тени такого же розовато-лилового оттенка, что и платье. Из драгоценностей она остановилась на аметистовых ожерелье и браслете и бриллиантовых капельках-сережках. Затем бережно сняла с вешалки жакет из массивного зеленого бархата и надела его поверх лилового шелка платья. Жакет мерцал сиреневыми полосками и вкупе с платьем составлял настоящую симфонию красок от фиолетового до насыщенного зеленого, которым так славились мастера Ренессанса. Этот потрясающий туалет отец привез ей прошлой зимой из Парижа, но Беттина носила его с той же непринужденностью и простотой, что и потертые джинсы. Наглядевшись в зеркало и отдав должное роскошному наряду, она забывала, что на ней. И сейчас будет так же — ведь ей еще много чего надо сделать. Беттина оглядела уютную спальню, обставленную в провинциальном французском стиле, удостоверилась, что недогоревший камин прикрыт экраном, и последний раз посмотрела в окно. По-прежнему падал снег. Первому снегу всегда радуешься. Беттина улыбнулась и поспешила на нижний этаж квартиры.