Любовные утехи русских цариц - [145]

А потом еще такой вот слух пополз: «В замке „Островки“, принадлежавшем Потемкину, время от времени появляется привидение. Здесь в сумраке задумчивого парка видели молодую женщину с ребенком на руках, иногда слышатся крики и стоны, а по ночам показывается наверху в башне убиенный горем старик. По преданиям, это бродят жертвы властолюбия и низких страстей князя Потемкина. Старожилы уверяли, что здесь будто бы томилась в первое время со своим ребенком несчастная княжна Тараканова»^[196]. Не верьте, дорогой читатель, этим старожилам, как и картине Флавицкого. Тараканова умерла в 1766 году в Шлиссельбургской крепости от чахотки (наводнение будет через год). «Инвалиды вырубили на внутреннем дворике крепости яму и зарыли там тело умершей Таракановой. Горничную, взяв клятву о молчании, отпустили на все четыре стороны. Она уехала в чужие края»^[197].

Фельдмаршал Голицын вынужден будет написать Екатерине Великой рапорт с неутешительным резюме: «Самозванка до самой смерти утверждала, что она дочь Елизаветы Петровны».

Рискуя навлечь ваше неудовольствие, дорогой читатель, а может, даже заклеймение графоманством у какого строгого академика, повторим еще раз уж больно полюбившуюся нам пословицу, так точно применимую к ложу Екатерины, что свято место пусто не бывает. Не успел еще Григорий Орлов на борьбу с чумой в степи выехать, а у Екатерины появляется новый фаворит, некто Васильчиков. Со всей определенностью можно сказать, что он заполнял промежутки, когда Орлов или другие фавориты отсутствовали. Это был их постоянный заместитель. Недаром, когда он получит уже окончательную отставку, то, трезво оценив события, без тени горечи скажет: «Я был содержанкой». Этот заурядный и красивый юноша по какому-то глупому недоразумению природы родился не девочкой. Кроткий, простой, не тщеславный, не интересующийся государственными делами, в свободное от работы на альковном поле время занимался… дамским вышиванием. И в этом искусстве, надо вам сказать, дорогой читатель, Васильчиков большого искусства достиг. Не с одной хорошей вышивальщицей мог бы состязаться. Недаром Екатерина Великая подарила ему ко дню рождения великолепные пяльцы. И проявляя большое прилежание к такой усидчивой и даже, прямо скажем, нудной работе, он, конечно, и в мыслях не помышлял, чтобы в кровать к самой императрице забраться. Где уж там воробышку с мокрыми крылышками с орлицей равняться! Да он умер бы от робости, если бы хоть на минуту предполагал, что займет на пару месяцев достойное место в ложе императрицы. Наш великий сатирик Зощенко совершенно перепутал героев, когда описывал в своем замечательном памфлете муки молодого, двадцатилетнего Платона Зубова с шестидесяти пятилетней императрицей в одной постели. Его адресатом должен был быть скромный Васильчиков, а не тщеславный гордец Зубов. Привел Васильчикова к императрице граф Никита Панин, воспитатель ее сына Павла. Панину надоели вечные скандалы и притязания буйного Григория Орлова. Вот и подыскали достойную замену: тише воды, ниже травы. И чем это он царице так понравился, если ничего особенного ни в его уме, ни в телосложении не было: белые рейтузы однозначно об этом свидетельствовали. А вот понравился, и точка! И Екатерина, еще и не разглядев-то его толком, уже посылает ему в подарок дорогую золотую, с инкрустациями из драгоценных камней табакерку с такой вот знаменательной надписью: «За то, что сумел сохранить такой порядок среди своего эскадрона».

Эдак, дорогой читатель, если каждому офицеру за вымуштрованных солдат табакерки золотые раздаривать, то никакого золотишка в России не хватит, не правда ли? Ну, конечно, двадцативосьмилетний скромный красавец против подарка императрицы не возражал, принял с благодарностью и вмиг сообразил, что от него, собственно, кроме дисциплины среди солдат, еще требуется.

Сорокатрехлетняя императрица стала веселой, как весна, что ни день, то балы и маскарады, а на Васильчикова посыпались богатства. Засуетилась, забегала, затревожилась семейка Григория Орлова со всеми его многочисленными братьями и прочими родственниками, кормившимися из дворцовой кормушки, не без оснований почувствовав опасность для своего положения. Но было уже поздно. Екатерина вполне довольна услугами нехлопотного фаворита и пока менять его на другого не собирается. Но другой уже стоит наготове. И будет это самый сильный и могущественный фаворит — Потемкин. Ну что ж, Васильчиков свой шесток знает. Получив богатое имение Коерово, каких-то там тысячу крестьян, удаляется безропотно и с огромным чувством благодарности ко всемилостивейшей государыне, осчастливившей такого маленького червячка, такую козявочку-букашечку, уезжает весьма богатым барином, чтобы хорошо и по любви жениться и быть счастливым, как это только возможно простому и скромному гражданину. И совершенно прав историк Пыляев, когда говорил о Васильчикове: «Был это человек добрый, уживчивый, веселый. Любил жизнь привольную, спокойную, был чужд интриг»^[198]. Словом, умер счастливым человеком. А не в этом ли сермяжная правда, дорогой читатель?

Конечно, преемник Васильчикова Потемкин вне всякой конкуренции. И когда он появился, участь Васильчикова была мгновенно решена, и напрасно он ломал голову, почему это без видимой причины его заставляют жениться, щедро награждают и с радостью отпускают восвояси. «Воробей орлу не пара», как говорится. А когда постоянный адресат царицы Гримм робко упрекнул Екатерину в непостоянстве, она недоуменно ответила: «Почему? Потому что я удалилась от известного прекрасного, но очень скучного гражданина, который был заменен одним из самых больших, смешных и интересных оригиналов этого железного века?»