Любовные похождения князя - [43]

Потрясающей красоты женщины, которые торговали очень дорогими программами, убежденные, что таким образом возвеличивают имя замечательного поэта, каковым, по всеобщему заверению, был Оливье, предупреждали, что представление начнется без четверти десять. Без двадцати десять в переполненном зале было негде яблоку упасть.

Но самое невероятное, что, невзирая на тесноту, все казались на вершине воодушевления. Соседи переговаривались, восторгались поэтом Оливье, не было никого, кто не посвятил бы ему строфы, сонета или фразы…

Одна мадам Алисе пребывала в ярости.

Сидя в первом ряду – она не пожелала занять место рядом с членами комиссии по увековечиванию памяти Оливье, – она размышляла:

«Боже, ну и противная эта богема, эти свободные художники! Наобещают с три короба и ищи их свищи!.. Где этот чертов Жак Бернар? Должен был прийти среди первых, и до сих пор его нет. Что это значит?..»

Напротив, с явным удовлетворением директриса «Литерарии» окидывала взором полный зал, мысленно беря на заметку интересных людей, достойных фигурировать в будущем отчете. Но невольно она возвращалась к тягостным думам:

«В конце концов, почему Жак Бернар не здесь? Как-никак его обязанность руководить церемонией! Его присутствие придало бы празднику большую официальность… Как все-таки это неприятно!..»

Занавес начал подниматься, с губ довольных зрителей слетело приглушенное «ах», вскоре сменившееся торжественной тишиной.

Интеллигентного вида мужчина в белом галстуке и во фраке, с плешивой головой и живыми глазами за стеклами пенсне в черепаховой оправе, эталон светского ведущего, уселся за зеленый столик, украшенный традиционным стаканом с водой и заранее выдвинутый рабочими на авансцену.

– Дамы!.. И господа!..

Ведущий кратко обрисовал жизненный путь поэта Оливье. Он находил восхитительные слова, тактичные и меткие выражения, превознося покойного, без которого, как он утверждал, прибегнув к несколько рискованной метафоре, плакала бы вся французская словесность.

Несколько секунд спустя он поднялся под бурные овации, бурные еще и потому, что не томил публику, ожидающую гвоздя программы, чтения произведений поэта Оливье.

Как только ведущий вернулся за кулисы, подошла очередь постоянного постановщика праздников в «Литерарии» Мике. Уверенным шагом он пересек сцену и приблизился к рампе, незаметно обменявшись с мадам Алисе полным отчаяния взглядом, взглядом, ничего не говорившим окружающим, но хорошо понятным директрисе, который означал:

«О Жаке Бернаре ни слуха ни духа!»

Мике громко объявил:

– Дамы и господа!..

В нескольких витиеватых фразах актер предупредил публику, что сейчас ей будет представлена одноактная пьеса Оливье, пьеса, еще не видавшая огней рампы, каковая, как он надеется, несомненно, обязательно заинтересует читателей «Литерарии», которые смогут оценить многообразие и плодовитость покойного, преуспевшего как в комедии, так и в драме, оставившего свой автограф как под трагическими, любовными стихотворениями, так и под задушевными, игривыми, даже легкими романсами!

– Мы решили, – заключил Мике, – чередовать жанры, к которым обращался поэт Оливье, и включить в программу самые разнохарактерные произведения. Дамы и господа, ваше право смеяться или плакать над пьеской, которую мы с товарищами имеем честь исполнить перед вами, рассчитывая на всю вашу снисходительность…

Последние слова встретил шквал аплодисментов, артист поклонился и скрылся за кулисами.

Занавес упал и поднялся, открыв сельский пейзаж, а несколько мгновений спустя весь зал покатывался от безумного, неудержимого хохота, настолько комичной и забавной оказалась завязка «Всего или ничего» – так называлась пьеска.

Артистов вызывали, кричали «бис» и «браво». Не стихали аплодисменты. К антракту все были в полном воодушевлении…

Мадам Алисе прошла за кулисы, заметила Мике, который метался, как угорелый, следя за подготовкой второй части программы.

– Ну как? Порядок? – крикнул ей актер.

Мадам Алисе кивнула:

– Да, ничего! Ничего получилось!.. Что теперь будем делать?

– Вы имеете в виду, как мы сгладим отсутствие Жака Бернара?

– Вот именно… Ему назначили увенчивать бюст…

Мике покорно махнул рукой:

– Что делать, мадам! Может, еще появится? Вдруг он просто опаздывает?.. И потом, тут уже ничего не попишешь…

Оставив директрису «Литерарии», которая всегда страшно волновалась во время своих праздников и обретала душевный покой и обычное хладнокровие только с уходом последнего гостя, Мике прокричал в сторону:

– Внимание! За кулисами! Готовы? Даю звонок!

В зале оживленно переговаривались, целовали ручки, завязывали знакомства, шла светская болтовня, продолжались начавшиеся в антракте флирты…

Наконец занавес вновь поднялся, по залу прокатилось «браво», открылась темно-серая декорация в цветочек, декорация неброская, не задерживающая внимания. Прекрасная и грациозная Лидиана из Французского театра объявила со сцены мелодичным голосом:

– Неизданное стихотворение Оливье «Летний вечер».

Она начала читать волнующие, несколько меланхолические строки, которым аудитория внимала с трепетом:

О нет! Не станем говорить, послушай –

Трепещет поле под лобзаньем ветра…