Любовные похождения князя - [41]

Услышав, что Морис, рабочий Морис, совсем не рабочий, он затрепетал…

Виконт понял, что, дойди до Фирмены известие о том, что Морис был писателем, поэтом Оливье, оно разбередит ее страдания, придав им новый, романтический оттенок. Но он все же надеялся, что Фирмена, поглощенная выздоровлением, не познает про двойное обличье Мориса.

И вот те на, Фирмена открывает ему, что не только осведомлена о тождественности Мориса и Оливье, но и рассказывает о встрече с ближайшим другом усопшего, Жаком Бернаром, который непременно еще будет видеться с ней и при каждом свидании подливать масла в огонь, напоминая про таинственно убитого поэта!

Ему предстояли новые сражения за сердце Фирмены. Его ненаглядная возлюбленная становилась еще более далекой и недосягаемой. Его ждали мучительные дни.

И виконт де Плерматэн, поначалу почти радуясь смерти Мориса – испытывая одно из тех чувств, в которых не принято признаваться даже себе, но которые от того не становятся менее реальными, – спрашивал себя, облегчит ли ему хоть на каплю исчезновение поэта получить то, что он жаждал всеми силами, всей душой – любовь той, которая была ему дороже всего на свете…

Глава 11 ОЖИВШИЙ МЕРТВЕЦ

Стоя перед зеркальным шкафом, мало что отражавшим, настолько давно тряпка не сражалась с пылью, Жак Бернар кропотливо прилаживал на себя подтяжки:

– Брюки должны сидеть естественно, прикрывать каблуки и не морщить… Эти брюки не годятся! Решительно никуда не годятся!

Молодой человек придирчиво оглядел свое отражение и философски заключил:

– Вообще-то грех жаловаться! Этот замечательный портной отдал фрачную пару по дешевке; право, сто шесть франков девяносто пять сантимов – совсем недорого, вполне приемлемая цена. Девяносто пять сантимов с меня содрали за этот кармашек, которым я, разумеется, в жизни не воспользуюсь!

На стуле ожидал жилет; Жак Бернар подхватил его, натянул на себя.

– Морщит на животе, одно плечо ниже другого… Ну! Ну! Отлично! Буду как курица в павлиньих перьях…

Жак Бернар снова надел фрак – лацканы плохо отворачивались, талия морщила, спина пузырилась – и теперь созерцал себя при полном параде с гвоздикой в петлице…

Он разглядывал себя без всякого удовольствия.

– Кошмар! Жуть! Мерзость! И все-таки я горжусь, что сумел заказать эту штуковину, а особенно тем, что сумел расплатиться – наличными, полноценными французскими купюрами с королем и Республикой, Сеятельницей и Наполеоном, купюрами, имеющими хождение во всех цивилизованных странах… что в общем-то легко объяснимо, учитывая, что деньги бесспорно обладают свойством уходить сквозь пальцы, улетучиваться, куда-то деваться, что трудно было бы вообразить, не наблюдай мы это Божественное явление повседневно.

Молодой человек стал наводить последний лоск. Привел в порядок ногти, вынул лишнее из набитого бумажника, чтобы уродливо не топорщился карман.

«Да нет, все слава Богу, – подумал он. – Дела идут, торговля процветает! Оливье может быть мною доволен или я им, как угодно! Этот мнимый покойник оказался жутко прибыльным. Если так пойдет дальше, мне недолго сделаться миллионером…»

Необыкновенный Жак Бернар имел полное право гордиться своей затеей и ее уже ощутимыми плодами. Убить Оливье – неплохая задумка, но сыграть ловкую комедию, заставить поверить в его смерть – несравненно лучше! Труды явно не пропали даром: после лжеопознания несчастного обезглавленного с набережной Отей, Жак Бернар ежедневно видел у себя директоров газет, редакторов журналов, в один голос выпрашивающих статью Оливье, стихи Оливье, пьеску Оливье, рукопись Оливье!

Теперь, когда мнимый поэт был мертв, он сыскал колоссальный успех. Вошел в моду, аристократы превозносили его до небес, литераторы боготворили, с каждым часом он становился все гениальнее, вызывал все большее восхищение!

– Поэтому, – рассуждал свободный художник, наводя глянец на шапокляк с дотошностью истинно светского человека, – поэтому совсем негоже опаздывать! Негоже мне, любимому другу, наследнику и представителю Оливье пропускать празднество, на котором бюст бедолаги покойного увенчают пальмы славы!

Этим вечером Жак Бернар облачился во фрак – нелепое и уродливое одеяние, неизвестно по какой причине обязательное на светских приемах – исключительно потому, что собирался в «Литерарию», куда в качестве официального гостя был приглашен на вечер покойного поэта Оливье.

По правде говоря, уже довольно продолжительное время, с того самого момента, как была установлена личность мнимого Мориса, обезглавленного на набережной Отей, тело которого, кстати, так и не обнаружили, «Литерария» старательно поддерживала у читателей живейшее восхищение усопшим писателем.

В одном из последних номеров «Литерария» вызвалась организовать всеобщую подписку, дабы пустить собранные средства на сооружение памятника поэту Оливье. Списки заполнялись подписями, самые прославленные деятели мира искусства и литературы считали для себя честью значиться среди дарителей. Помимо того «Литерария» решила устроить театрально-литературный вечер.

Вход будет платным, актеры будут играть, читать, декламировать произведения из наследия Оливье, а в финале, стараниями двух юных артисток, изображающих Глорию и Музу, будет увенчан гипсовый бюст – макет будущего памятника во славу писателя…