Любовные письма великих людей. Соотечественники - [35]
Послушайте, хотя я и не имею den politischen Pathos[28], но меня возмущает одна вещь: это возложенное на генерала Ламорисьера поручение для главной квартиры императора Николая. Это слишком, это слишком, уверяю вас. Бедные венгерцы! Честный человек, в конце концов, не будет знать, где ему жить: молодые наши еще варвары, как мои дорогие соотечественники, или же, если они встают на ноги и хотят идти, их раздавливают, как венгерцев; а старые наши умирают и заражают, так как они уже сгнили и сами заражены. В этом случае можно петь с Рожером: «И Бог не гремит над этими нечестивыми головами?» Но довольно! А потом, кто сказал, что человеку суждено быть свободным? История нам доказывает противное. Гете, конечно, не из желания быть придворным льстецом написал свой знаменитый стих:
Это просто факт, истина, которую он высказывал в качестве точного наблюдателя природы, каким он был.
До завтра.
Это не мешает вам быть чем-то чрезвычайно прекрасным… Видите ли, если бы там и сям на земле не было бы таких созданий, как вы, то на самого себя было бы тошно глядеть… До завтра.
И. С. Тургенев – Полине Виардо
(Петербург, 1 (13) ноября 1850 года, вторник)
Willkommen, theuerste, liebste Frau, nach siebenjahriger Freundschaft, willkommen an diesem mir heiligen Tag![30] Дал бы Бог, чтобы мы могли провести вместе следующую годовщину этого дня и чтобы и через семь лет наша дружба оставалась прежней.
Я ходил сегодня взглянуть на дом, где я впервые семь лет тому назад имел счастье говорить с вами. Дом этот находится на Невском, напротив Александринского театра; ваша квартира была на самом углу, – помните ли вы? Во всей моей жизни нет воспоминаний более дорогих, чем те, которые относятся к вам… Мне приятно ощущать в себе после семи лет все то же глубокое, истинное, неизменное чувство, посвященное вам; сознание это действует на меня благодетельно и проникновенно, как яркий луч солнца; видно, мне суждено счастье, если я заслужил, чтобы отблеск вашей жизни смешивался с моей! Пока живу, буду стараться быть достойным такого счастья; я стал уважать себя с тех пор, как ношу в себе это сокровище. Вы знаете, – то, что я вам говорю, правда, насколько может быть правдиво человеческое слово… Надеюсь, что вам доставит некоторое удовольствие чтение этих строк… а теперь позвольте мне упасть к вашим ногам.
И. С. Тургенев – Полине Виардо
(Петербург, 26 октября (7 ноября) 1850 года, четверг)
Дорогая моя, хорошая m-me Виардо, theuerste, liebste, beste Frau[31], как вы поживаете? Дебютировали ли вы уже? Часто ли думаете обо мне? Нет дня, когда дорогое мне воспоминание о вас не приходило бы на ум сотни раз; нет ночи, когда бы я не видел вас во сне. Теперь, в разлуке, я чувствую больше, чем когда-либо, силу уз, скрепляющих меня с вами и с вашей семьей; я счастлив тем, что пользуюсь вашей симпатией, и грустен оттого, что так далек от вас! Прошу небо послать мне терпения и не слишком отдалять того, тысячу раз благословляемого заранее момента, когда я вас снова увижу!
Работа моя для «Современника» окончена и удалась лучше, чем я ожидал. Это, в добавление к «Запискам охотника», еще рассказ, где я в немного прикрашенном виде изобразил состязание двух народных певцов, на котором я присутствовал два месяца назад. Детство всех народов сходно, и мои певцы напомнили мне Гомера. Потом я перестал думать об этом, так как иначе перо выпало бы у меня из рук. Состязание происходило в кабачке, и там было много оригинальных личностей, которые я пытался зарисовать a la Teniers[32]… Черт побери! какие громкие имена я цитирую при каждом удобном случае! Видите ли, нам, маленьким литераторам, ценою в два су, нужны крепкие костыли для того, чтобы двигаться.
Одним словом, мой рассказ понравился – и слава Богу!
Л. Н. Толстой
(1828–1910)
Три недели я каждый день говорю: нынче все скажу, и ухожу с той же тоской, раскаянием, страхом и счастьем в душе.
«Ему повезло в любви» – так можно сказать о писателе, просветителе, публицисте, педагоге и в конце жизни основателе нового религиозно-нравственного учения – Льве Николаевиче Толстом.
В начале 1860-х гг. писатель познакомился с Софьей Андреевной Берс (1844–1919), дочерью московского врача из остзейских немцев. Ему шел уже четвертый десяток, Софье Андреевне было всего 17 лет. 23 сентября 1862 г. Лев Николаевич женился на ней, и на их долю выпала полнота семейного счастья. Жена была для Толстого вернейшим и преданнейшим другом, незаменимой помощницей во всех делах, практических и литературных. Для писателя наступает самый светлый период его жизни – упоение личным счастьем. Супружеская чета не только вместе вела хозяйство, воспитывала детей (их было 13!), но и значительное время уделяла совместному литературному, просветительскому творчеству. Как признавался сам Лев Николаевич, во многом благодаря Софье Андреевне он достиг небывалой славы всероссийской, а затем и всемирной.
Л. Н. Толстой – С. А. Берс
(16 сентября 1862 года)
Софья Андреевна, мне становится невыносимо. Три недели я каждый день говорю: нынче все скажу, и ухожу с той же тоской, раскаянием, страхом и счастьем в душе. И каждую ночь, как и теперь, я перебираю прошлое, мучаюсь и говорю: зачем я не сказал, и как, и что бы я сказал. Я беру с собою это письмо, чтобы отдать его вам, ежели опять мне нельзя, или недостанет духу сказать вам все.
