Любовник из прошлого - [13]

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Я позволила себе маленькую невинную ложь. Не в первый и не в последний раз, но все равно это было неприятно. Дэвид – мой муж, и мне нечего скрывать от него, но когда он спросил, куда я иду и когда вернусь, я изобрела нечто правдоподобное о том, что собираюсь провести день в историческом обществе.

Я навела справки: в Хот-Спрингс было прекрасное историческое общество, но я не испытывала ни малейшего желания отправляться туда. Еще меньше мне хотелось пускаться в объяснения по поводу того, что случилось со мной в аптеке днем раньше. Чем больше я думала об этом, тем сильнее становилось мое убеждение, что мне не следовало посвящать Дэвида во все подробности. Если я считаю, что он не прав, когда утверждает, что я переутомилась или перегрелась под сумасшедшим солнцем Арканзаса, я должна также признать, что у меня нет хоть сколько-нибудь разумного объяснения происшедшему.

А более всего я хотела сейчас, чтобы Дэвид видел меня здоровой, разумной и рационально мыслящей. Я сильно сомневалась в том, что у меня еще когда-нибудь появится возможность предпринять новый поиск и выяснить мое прошлое, и сейчас не хотела упускать свой шанс, давая Дэвиду повод думать, что я нежное тепличное растение и не могу справиться с потрясением.

Итак, вместо того, чтобы, как можно было ждать от слабой, зависимой Мэгги Таггарт-Вестшайр, ехать в историческое общество и там, в удобном помещении с кондиционированным воздухом, изучать старые фотографии и записи, я выехала из Хот-Спрингс по дороге, ведущей к кладбищу. Посещение кладбища – священный ритуал для истинной леди с Юга, об этом поведала мне очень интеллигентная дама, у которой я узнавала дорогу.

Скоро я буду знать, какая из двух версий исчезновения моего отца соответствует действительности: либо будет посрамлена тетка Джозефина, либо Бу Макгрю слишком зажился на этом свете и уже не ловит мышей.

Кладбище оказалось значительно дальше от города, чем я предполагала. Струи горячего воздуха поднимались над асфальтом; горизонт, надписи, дорожные знаки – все расплывалось в этом мареве, и лишь в последний момент я заметила место, где следовало свернуть с Виллоу-роуд. Съехав с гладкого асфальта, я, швыряясь гравием из-под колес, выскочила на узкую грязную дорожку. Подобные дорожные испытания не для роскошного изнеженного «кадиллака».

Я притормозила и поехала медленнее; конечно, не так, как похоронная процессия: достаточно медленно, чтобы не разбудить усопших, но и достаточно быстро, чтобы ощутимо продвигаться вперед. Я проезжала мимо домов и лачуг, и чем дальше продвигалась по грунтовой дороге, тем чаще мне попадались разрушенные, пустующие строения. Наконец я достигла кладбища, небольшого участка земли, окруженного вязами и старым железным забором.

Изъезженная когда-то дорога теперь заросла травой; казалось, что последняя машина проехала здесь много лет назад. Я заметила удобное место у трех плакучих ив, припарковалась и вышла из машины. Вокруг меня полчища цикад, невидимых в густой листве, тянули свою жутковатую песню; вместо удушающей жары, от которой в городе некуда было скрыться, здесь меня встретил легкий прохладный ветерок. Он мгновенно растрепал и мои волосы. Ржавые ворота, слегка приоткрытые, безжизненно висели на петлях; судя по всему, в течение многих лет их не касалась рука человека. Все это выглядело зловеще, но, набравшись смелости, я вошла на кладбище. Территория его основательно заросла бурьяном, молодые побеги жимолости расползлись по земле и напирали на забор; я поняла, что за кладбищем давно никто не ухаживает.

Порывы влажного воздуха обвевали меня и подобно крошечным невидимым эльфам заманивали все глубже в затененную вязами рощу. Я боролась с желанием немедленно убежать, уговаривая себя, что нельзя упустить возможность завершить свои поиски, прекратив тем самым бесконечные мучительные попытки воссоздать в памяти образ моего отца,оживить его – хотя бы в моем сознании. Я хотела избавиться от воспоминаний, захлестывавших меня всякий раз, когда я видела счастливых родителей, катящих коляску с младенцем, или отца, играющего в мяч со своим ребенком. А эти мрачные сумерки между сном и пробуждением!.. Конечно, успокоить мою память об отце – это еще полдела, но я надеялась, что это станет хорошим началом. Спотыкаясь о камни и жесткие стебли растений, я проходила могилу за могилой, читая имена мужчин, женщин и детей, чья смерть, возможно, значила так же много для их друзей й семей, как мой отец для меня. Я выдернула засохший куст, который заслонял могильный памятник. Едва различимая надпись, датируемая 1890 годом, открылась моим глазам: «Он пришелвэтотмир, ничегонеимея. Ничегоне имея, онпокинулего». Разглядывая эпитафии на могильных камнях, я подумала, что многие из них могли бы подойти и для ныне живущих. Если это скромное кладбище – действительно место, где покоится прах моего отца, то, судя по всему, он не единственный, кто захоронен здесь, неотягощенный земными богатствами.

На кладбище преобладали небольшие гранитные надгробия, но было и несколько безымянных деревянных крестов. Когда-то они гордо возносились к небесам, а сейчас были свалены в кучу и более всего напоминали человеческие кости.